Николай Леонов - Волчий билет

— Почему? — Вика замялась. — Ну, я решила, раз вы ему сами не рассказали, то и мне лезть нечего.

— В принципе верно, но у меня от Станислава секретов нет. На пустом месте он на меня бросается, аки лютый зверь. Он сегодня проверит, возможно, завтра тебе придется встретиться с Нонной. Станислав тебе позвонит, вы решите. Пока. — Гуров положил трубку.

— Показательный урок? — Стас тоже положил трубку.

— Надоело твое молчание. — Гуров перебросил через стол листок с записями. — Девица из казино видела Веру Сергееву с мужчиной, который называл себя Тихоном. Ему около тридцати, высокий худой брюнет, “мажет” под монаха. Тщательно проверь по картотеке МУРа клички Сатана, Черт, Дьявол. Нет ли среди них Тихона! Вызови Котова и Нестеренко, пусть проверят адрес, где сейчас осела Нонна. Вечером девчонку и ее хозяйку взять под наружное наблюдение.

— Понял. — Стас повеселел, захлопнул ненавистную папку.

— Да, скажи ребятам, чтобы они запаслись едой, возможно, придется работать до утра. Расскажи им о Тихоне, если они его увидят, пусть разделятся, Котов топает за ним, Валентин проводит девчонок до дома. Я уехал на Головинское кладбище, попытаюсь разговорить Елену Петровну.

Август, и листва на деревьях еще едва начала желтеть, но по дорожке кладбища ветер гонял сбитые листья, было прохладно и одиноко. Гуров радовался, что надел плащ и не забыл положить в карман фляжку коньяка. Могилку Алены сыщик нашел сразу, на скамеечке за скромной оградой сидела, ссутулившись, женская фигура. Шагов за десять Гуров умышленно сильно закашлялся, боясь напугать молящуюся женщину, которая, услышав кашель, выпрямилась и перестала креститься.

— Здравствуйте, Елена Петровна, — сказал Гуров, присаживаясь рядом. — Рад вас видеть, хорошо, что вы пришли.

— Здравствуйте, — ответила женщина, не повернувшись к Гурову. — Что я пришла, так бог велел, а вот что вы явились, удивлена. Как я понимаю, для вас смерть — рядовой случай.

— К великому сожалению, — ответил Гуров. — Но смерть Алены и Антона для меня — смерть особая, можно сказать, дело личное.

Женщина не ответила, они долго сидели молча, наконец Гуров спросил:

— Извините, вы веруете с детства или пришли к богу позже?

— А вам-то что? Муж нас с дочкой оставил, я в храм пришла. Задавайте свои вопросы, хватит подлаживаться, — в голосе Елены Петровны слышалось раздражение. — Мертвых не воскресить.

— Но виновные должны быть наказаны, — уверенно сказал Гуров. — А конкретных вопросов я не имею. В несчастный случай не верю, чужую злую волю не вижу. А просто так молодые здоровые люди с крыши не бросаются.

— Аленка в какую-то секту ходила, вот ее Сатана и попутал. Она сильно изменилась за последние месяцы. Я Антона не виню, мальчик сам в последнее время чернее тучи стал. Да и несчастье с ним случилось... — Она замолчала.

— Елена Петровна, греха не будет, если мы с вами по глотку коньяка за их упокой выпьем? — спросил Гуров.

— На могилах пьют, — безлично ответила она. Гуров достал из кармана фляжку и бумажный стаканчик, налил, протянул женщине.

Она все так же, не глядя на Гурова, взяла стаканчик, перекрестилась и выпила. Он допил из фляжки, убрал все в карман и закурил.

— Вы деликатный, не спрашиваете, а о несчастье знать хотите, — сказала она.

— Верно, — ответил Гуров.

— Недели две назад они к нам в дом ночью явились. Раньше такого не было. Я вышла к ним на кухню, смотрю, они странные какие-то, но не пьяные. Да Аленка и не пила совсем. Он порой выпивал, она — никогда. А тут стоят, как остолбенели, молча, покачиваются. Я в лица их заглянула, лица у них белые, а глаза закрыты. А Антон весь в крови, пиджак, брюки, на лице кровавые полосы. Позже я поняла, он руками лицо испачкал. Я хотела “Скорую” вызывать. А он рассмеялся так нехорошо и говорит: “Мне врачи не помогут”. Он все снял с себя, вымылся в душе, я его в трусах видела, у него на теле и царапины не было. Я спросила, чья кровь на нем, он не ответил. Кое-как вещи застирал, так в мокром и ушел, больше я его не видела. Сколько допытывалась у дочки, она слова не ответила, мы совсем чужие стали.

Гуров смотрел на бледный сухой профиль женщины и думал, чему ж бог человека учит, если он так легко от своего ребенка отказался, сейчас у его могилы сидит, Сатану проклинает, а себя самого виновным не считает.

— Дочь замуж за него собиралась, я сказала, прокляну, на порог не пущу. А что я еще могла?

— Действительно, — проговорил Гуров и ушел, не прощаясь. Всю дорогу думал, что в нем самом злобы больше, чем доброты, и правильно, что он в церковь не ходит. Таким, как он, в божьем храме делать нечего.

Раньше, когда Стас Крячко приходил в картотеку на Петровке, его появление даже у строгой заведующей вызывало улыбку, молодые девушки с ним перешучивались, некоторые даже обижались, что сам выдвигал ящики и быстро перебирал карточки: молодой опер предпочитал работать самостоятельно, не пользовался их услугами.

Сегодня в картотеку полковника вообще не пустили, заставили заполнять новые формы, сказали, ответ он получит завтра. Но и когда он зашел к начальнику МУРа, объяснил, что это просьба Льва Ивановича Гурова, то и тогда получил ответ, прождав около часа: в картотеке МУРа под названными кличками и с именем Тихон никто не проходит.

Окончательно обидел полковника Крячко постовой, который вместо того, чтобы лихо козырнуть, взял в руки служебное удостоверение полковника, стал внимательно разглядывать, сверял фотографию с оригиналом и вернул как-то неохотно, как бы говоря: ходят тут всякие. Станислав сел в свой “Мерседес”, чуть не наехал на постового, который ударил жезлом по крыше и указал на надпись: “Только для служебных машин”.

Выруливая на Бульварное кольцо, он поклялся, что ноги его больше не будет в этом чертовом доме, где он, Станислав Крячко, родился, вырос, подчинялся и командовал, не спал ночей и прочее и прочее...

А Котову и Нестеренко, можно сказать, повезло. Нужный дом они нашли быстро, отделение милиции оказалось неподалеку, и участковый находился в отделении, а не на территории, где его отыскать практически невозможно. Капитан, примерно ровесник оперативников, сидел в кабинете заместителя начальника отделения по службе и, тихо матерясь, писал какую-то бумагу, а вслух рассуждал:

— Шагнул — пиши рапорт, зашел в сортир — рапорт... Когда работать?

Увидев оперативников, капитан сразу не признал в них своих сородичей и сказал:

— Слушаю вас, господа хорошие, только помочь вряд ли смогу. Потому как кабинет не мой и я тут человек сторонний.

— Капитан Рябов? — спросил Нестеренко. — Полковник в отставке Нестеренко, сейчас опер и прислуга за все. А это, — Валентин указал на Котова, — Григорий Котов, мой болезный друг.