Николай Леонов - Почерк палача

Пришел в кадры, там разговаривать не хотят. Но остался один генерал, ребята его разыскали, который Бориса Вагина помнил, ну и восстановили его в милиции постовым. Через год стал участковым, теперь старший опер, пьет только чай и боржом.

Когда мы сегодня приехали, он стоял с другим опером и этим... сам знаешь. Ты к ним подошел, а я к трупу, врачу и следователю.

Борька так меня и не узнал, а я умышленно ему на глаза не показывался. Думаю, был талантливый сыщик, спился, да восстал из пепла, столько лет прошло. Кто знает, что он сегодня за человек? Помнишь, третьего дня мы с тобой говорили, в деле нет-нет да оперативник чувствуется?

— Все помню, Станислав, — сказал Гуров. — До данного момента ты был строг и логичен. А почему развернулся?

— Понимаешь, вспомнил я, что в расцвете славы Борис Вагин выговор от начальства получил. Да не устный, а, как положено, с занесением и прочее. Знаешь, за что? Мы шли группу опасную брать. Конечно, не сегодняшние времена, но и тогда нас порой убивали. Так Борис без оружия пошел, а старшим был и дверь в подвал выбивал. Какая-то сука накапала, Борьку на ковер. Вместо того чтобы плести о нервах, возбуждении и прочем, он и заявил, что в человека стрелять не обучен. Шуму было, до Петровки дошло, потом замяли, а Борьке выговорешник впаяли.

Я как все это вспомнил, понял — водка сила страшная, из человека кенгуру может изготовить. Но коли человек сейчас здоров и ранее в человека не стрелял, то и сегодня безвинных людей не тронет.

— В целом согласен, но с врачом проконсультируюсь, — ответил Гуров.

Станислав довез Гурова до его “Пежо” и двинул на Петровку в научно-технический отдел. Еще год назад сыщик истратил бы на дорогу максимум десять минут. Сегодня, когда на дороговизну жизни не жалуется только ленивый, будним днем проехать вдоль Тверского бульвара необходима удача, никакое водительское мастерство тебе не поможет. Машины, в основном частники, плотно стоят в четыре ряда и ждут светофора на пересечении с Тверской. Станиславу частично повезло, водитель троллейбуса, отъезжая с остановки, взял круто влево, легковушки шарахнулись, сжались, словно резиновые, и справа от троллейбуса образовался небольшой коридор. Сигналя, Станислав выехал правым колесом на тротуар, обогнал троллейбус и какой-то фургон и получил метров пятьдесят чистого пространства.

За спиной захлебнулся милицейский свисток, хотя в жизни здесь гаишника не было. Станислав пригрозил кулаком и благополучно встал у светофора.

До Петровки больше приключений не было, и вскоре он притормозил у некогда родного желтого здания. Дальше он уже бежал ногами, а так как был в штатском, то никакого уважения у служивого милицейского люда не встречал.

Если кто думает, что в лабораторию НТО нет очереди, тот глубоко ошибается. Люди, конечно, не стоят в коридоре у дверей, но если идти законным путем, то на заключение, а Станиславу их нужно было два, одно — от баллистов по пуле, второе — по отпечаткам на пистолете, ушло бы несколько дней. Здесь существовала особая сложность, отпечатки на пистолете были видны невооруженным глазом, и провести сравнительную экспертизу с пальцевыми отпечатками ранее неоднократно судимого Крещеного было проще простого. Офицеров, входящих в двери НТО, объединяет одно неизменное качество — они безумно спешат. Здесь в борьбу вступают меры недозволенные, а дозволенные поставят тебя последним в очереди, и ты по телефону будешь получать короткие ответы, самый распространенный из них — “лаборант тоже человек, из одного невозможно сделать два”.

Ветеран Крячко знал все примочки, которые способны сократить путь. Обязательное условие — личное знакомство и обаяние. Никакие пошлые коробки конфет и бутылки коньяка здесь не проходили. К слову, у Станислава и не было достаточно денег, в принципе они вообще у полковника отсутствовали. Не было у Станислава и официальной бумаги с резолюцией генерала Орлова, хотя никакие резолюции здесь уважением не пользовались. Эксперты находились в постоянном цейтноте, их души обросли шерстью, сердца закрылись надежным панцирем. Это было жизненно необходимо, иначе они давно бы вымерли от стрессов, инфарктов и нервных перегрузок.

Станислав даже не знал, кто теперь начальник НТО. А данный факт имел первостепенное значение. Сыщик толкнул дверь с табличкой “Начальник” и неторопливо вошел в приемную. Секретарша говорила по телефону и одновременно работала на компьютере, на вошедшего даже не взглянула.

— На войне как на войне! — заявил Станислав и вошел к самому, пытаясь незаметно перекреститься.

За столом сидел полный полковник, писал, глянул на вошедшего из-под очков и очень знакомым голосом сказал:

— Здорово, Стас. Садись. Дай до точки дописать.

И Станислав мгновенно вспомнил. Валера Кузькин, который двадцать с лишним лет назад...

— Я тебя знаю, можешь не врать, что ты никуда не торопишься и тебе ничего не надо. И шел ты в Эрмитаж, увидел знакомый домишко, решил заглянуть к Валере Кузькину, поздравить его с присвоением звания и повышением.

Полковник снял тяжелые очки, бросил на стол, вздохнул.

— Признайся, встретил бы на улице, не узнал бы?

— Да знаешь, — Стас профессионально прищурился, — в толпе не узнал бы, а в помещении...

— Ясно, — перебил полковник. — Я перенес неприятную операцию, поправился на двадцать килограммов и постарел на двадцать лет. Примерно столько же мы и не виделись?

— Жизнь, — ответил Станислав.

— Насколько я тебя помню, Стас, у тебя в кармане одни железки и ни одной бумажки.

— Каюсь, — Станислав склонил голову.

— Пиши рапорт на мое имя и не забудь, что ты находишься не в НТО, а в экспертно-криминалистическом управлении.

Станислав написал рапорт, объяснил, как мог, ситуацию, выложил на стол коробку с пистолетом и пулей.

— По пуле нам нужна сравнительная экспертиза с той, которая извлечена из простреленной головы Власова Ю. В. В рапорте есть. А с пистолетом... — Станислав замялся. — Ты Гурова, естественно, помнишь?

— Народ должен знать своих героев. Лева в памятник пока не превратился. — Кузькин увидел, как болезненно скривился Крячко, и поспешно сказал: — Не буду, не буду! Я тебе без Гурова могу сказать. На пистолете имеется прекрасный отпечаток, но Лева уверен, что пистолет подброшен, и ему нужен не тот отпечаток, который есть, а тот, что стерли. Я сейчас дам команду, с тобой договоримся следующим образом. Ты звонишь в семнадцать тридцать секретарше, представляешься. Она тебе сообщает, что нам удалось разузнать. Завтра ты присылаешь человека со всеми необходимыми бумагами, мы даем официальный ответ. Понял? А сейчас я пишу важную бумагу большому генералу, и ты встаешь и уходишь.