Николай Леонов - Почерк палача

— Наручники! — Гуров быстро прошел в ворота, крикнул: — У кого в машине есть фонари, тащите сюда.

Лестничный пролет оказался коротким, потолок нависал метрах в двух, не более, коридорчик в три шага упирался в стену.

— Ну, полковник, бери в руки лом, — сказал Гуров, снимая пиджак, — и приготовь носовой платок.

Сыщики встали рядом, ударили одновременно. После второго удара ломы прошли сквозь перегородку, стало трудно дышать, в лицо ударил сладковатый запах смерти.

— Брось железо, Станислав, — приказал Гуров. — Мы не белоручки, но край знать следует.

По звонку следователя Гойды приехала бригада из МУРа, начали заниматься обследованием трупа Ильи Титова.

— Две огнестрельные раны, обе несовместимые с жизнью, — дал заключение мед-эксперт.

Неожиданно из подвала исчез фотограф; он появился лишь минут через пятнадцать, бледный, хлопнул ладонью по своему “Кодаку”, а Гурову и Станиславу протянул по фотографии, сделанной “Поляроидом”.

Гуров лишь глянул и быстро убрал снимок в карман, Станислав смотрел на свой снимок долго, потом тихо сказал:

— Я положу данную фотографию на стол первого заместителя министра. — Повернувшись к Гурову, он зло оскалился: — А вы, господин, даже смотреть не желаете? И держите на меня злобу за слишком точный выстрел? Я вас, чистоплюя, насквозь вижу! Вы считаете, что спокойно подстрелили бы Титова, не вынимая руки из кармана? — Станислава вдруг начало трясти, словно эпилептика. — Вы взгляните, взгляните на снимок. Они уложили людей, словно дрова. Вы ошиблись, господин, Илья Титов не имел уже права на суд и жизнь. — Полковник поднял руки к небу. — Слава богу, покойник хотел еще выглядеть красиво, желал поговорить.

— Стас, будь мужчиной! — Гуров протянул другу свою фляжку. — Да, я ошибся, а ты меня спас. Выпей и забудь навсегда. Я пошел звонить Петру, он тоже человек и наш друг.

Когда приехали специальные машины с бригадой людей, которые должны были разбирать трупы, Станислав уже успокоился. Прибыла первая съемочная группа телевидения. Гуров вышел навстречу молодым ребятам, поднял руку и медленно сказал:

— Ребята, у меня своя работа, у вас своя, я не могу выгнать вас. Как человек, я могу вас попросить. Оставьте аппаратуру, пойдите и посмотрите. Затем хорошенько подумайте, надо ли людям видеть подобное? Они что, легко живут? Вы сумеете облегчить их жизнь, вынудить задуматься о жизни, сделаете людей сильнее? Я не учу вас, просто прошу подумать. Творческий человек обязан иметь конкретную цель и отвечать за последствия своего творчества.

— Люди должны знать! — громко сказали из группы.

— Я свою работу закончил, а вас еще раз прошу подумать. — Гуров обнял Станислава за плечи, повел к машине и шепнул: — Очень мне интересно, как здесь появился Валентин Кузьмич Сухотый. Почему он стрелял и что мы с этого можем иметь?

Борис Иванович Вагин застрелился в своей квартире. На столе стояла пустая бутылка из-под водки и лежала записка: “Я свою жизнь пропил. Не интересно и жалко”.

Генерал Орлов забрал у генерала Бодрашова свой рапорт с просьбой о выходе на пенсию.

Первый замминистра вскоре был переведен на другую руководящую работу, говорят, с повышением.

Гуров и Крячко выговоров не получили, историю с их неповиновением тихо замяли.

Телевизионная программа с показом обнаруженных в подвале трупов в эфир не вышла. Но газеты писали, писали...

Полоз и его банда находятся под следствием.

Апрель — июнь 1998г.

Москва