Николай Леонов - Почерк палача

— Семен Константинович, вскрывать наружный слой по всей длине коммуникаций бессмысленно, да и технически невозможно, — сказал Гуров. — Нас интересует стыковка коммуникаций с самой станцией и как они проходят непосредственно под ней. Вы сумели бы по поверхности определить, где могла существовать шахта, дверь, ведущие под землю?

— Так ведь существуют официальные люки, через которые можно проникнуть к внутреннему хозяйству. Порой бывает необходимо перекрыть воду, газ и прочее, — ответил инженер.

— Видимые снаружи люки нас мало интересуют. Я уже вам говорил, вот вы, как инженер, где бы соорудили для себя помещение, допустим, для хранения?..

— Не надо фантазировать, Лев Иванович, — перебил Ивашев. — Я сделаю что смогу.

Они подъехали к техстанции Полоза, когда ее ворота еще были закрыты и вокруг не было ни души. Инженер ловко выскочил из машины, направился к первым деревьям подлеска, остановился, посмотрел на жилые дома, стоявшие за шоссе, на техстанцию и топнул ногой по земле.

— Примерно до этого места коммуникации протянули от жилого сектора, здесь повернули, двинули на объект.

Илья Титов ночевал в доме, расположенном непосредственно напротив техстанции Полоза. Между станциями и жилыми домами тянулось узкое шоссе, и Титов из окна хорошо видел, как подкатил “Мерседес”, вышли из машины менты. Илья, как уже говорилось, нравился женщинам. Еще два года назад он познакомился с Асей, девкой гулящей и пьющей. Водка интересовала Асю значительно больше, чем мужики, возможно, девица была фригидна, а скорее спиртное, которое она принимала с раннего возраста, убило в ней женщину. Мать-алкоголичку Ася схоронила примерно в те же месяцы, когда и предложила себя Титову. Он взял бутылку и пошел посмотреть квартиру: иметь комнату рядом с работой было заманчиво. Сюда можно было приводить девушек чище и симпатичнее Ас и, которая в таких случаях, схватив бутылку, спала в кухне на раскладушке. Здесь можно было переночевать и одному, когда подворачивалась срочная работа. Когда позвонил Вагин и мысль убить полковника превратилась для Ильи в навязчивую идею, он сразу вспомнил про Аську, позвонил ей, не застал дома. Тогда он купил две бутылки хорошей водки, закуски, раздобыл слабенький бинокль и на “леваке” быстро добрался в нужный район. Аську он нашел быстро, места ее возможного пребывания были хорошо известны. Девица оказалась до неприличия трезвой и злой, а две ее товарки разливали по стаканам темную пахучую жидкость. Илья знал, как следует себя вести, он жестко взял Аську за руку, шепнул на ухо:

— У меня имеется, идем.

Товарки было загомонили, но, когда сообразили, что если подругу уведут, то им достанется больше, тут же умолкли. Стакан водки сбил Аську с ног, как тяжелый шар сносит кегли в кегельбане. Сказать, что ночью Илья спал, было бы сильным преувеличением. Он находился в прозрачном полузабытье, а на рассвете встал, побрился, принял душ и сел у окна.

Итак, прибыли менты и инженер. Вскоре на “БМВ” появился сам Полоз, открыли ворота, начали подъезжать ребята, неожиданно подкатил милицейский “уазик”, привез молодцов с лопатами.

Полоз с инженером ушли внутрь, помощник Гурова почему-то направился к леску. Между леском и станцией раскорячился старый дуб. Именно из-за него Илья и собирался стрелять, и непонятная прогулка прибывшего мента насторожила Илью. Гуров не пошел на станцию, не направился он и в лес, а уселся на сухие бревна, которые готовили для какого-то строительства, и закурил. Для снайпера, имеющего винтовку с оптическим прицелом, полковник являлся даже не мишенью, а фигуркой в детском тире. Титов не был снайпером, не имел винтовки с оптикой, а стрелять из пистолета из окна ему даже не приходило в голову.

Илья знал, что ему придется выйти во двор, параллельной шоссе улицей обогнуть квартал, пересечь шоссе в таком месте, которое не просматривается от станции. Далее он планировал углубиться в лесок, а там останется метров тридцать до разлапистого дуба, откуда он уже не промахнется.

Станислав обследовал край рощи, постоял около дуба и пошел к Гурову, который продолжал беспечно сидеть на бревнах.

— Ты зачем позируешь, командир? — раздраженно спросил Станислав, усаживаясь рядом. — Утверждаешься? Тебе Шереметьева мало?

— Стрелять некому, — ответил Гуров. — Да и рано еще, мы не нашли, как я понимаю, даже возможное место захоронения. Сейчас начать стрельбу все равно что громко объявить: мол, вы на правильном пути, менты, главное, старайтесь.

— Ты философ, друг мой. Готовишься к пенсии, решил податься на преподавательскую работу? Почему не идешь вовнутрь на поддержку инженеру? — спросил Станислав, которого не обманывало и тем не менее изредка раздражало показное равнодушие Гурова.

— Допинг действует, если его дать вовремя, — ответил Гуров. — Что толку, если я начну толкаться рядом, всем своим видом подстегивая инженера? А вот и Полоз вышел, значит, тыркаемся мы вслепую, хозяин спокоен.

— Меня беспокоит Илья Титов, — сказал Станислав.

— Он тебе всегда нравился, — ехидно заметил Гуров. — Неужели ты считаешь, что такой позер и романтик способен на покушение?

— Я не хочу с тобой спорить, но считаю, что тебе необходимо идти к инженеру и постараться помочь. Сейчас дело не в специальных знаниях, а в интуиции. — Станислав даже подтолкнул Гурова.

— Станислав, — строго произнес Гуров, — иди туда, присмотрись к работникам станции, кого-нибудь могут выдать нервы.

Из станции вышли Гриша Котов, который приехал вместе с молодыми милиционерами, и молодой подсобный рабочий Женька Сычов, они о чем-то оживленно разговаривали.

Нестеренко приехал вскоре после Гурова и Станислава и сидел в своей машине, “дремал”. Он громко заявил, что приболел и получил разрешение Гурова поспать в машине. У него было задание наблюдать за Гариком Трофимовым, который как приехал, так из помещения станции и не выходил. Старый опер, не мудрствуя лукаво, спустил у машины Гарика два колеса и сидел спокойно, уверенный, что в случае попытки скрыться абхазец от него не уйдет.

Станислав и не рассчитывал, что захоронение удастся обнаружить быстро. За долгие годы совместной службы он не раз был свидетелем того, как в напряженные критические часы операции Гурова охватывает сонливость и апатия, которые, впрочем, мгновенно исчезают, когда приходит черед не ждать, а действовать. Но Станислав свято верил в талант и интуицию друга и в то, что трупы обнаружит именно Гуров, а не какой-то инженер. Однако Гуров не желал идти внутрь станции, и скоро уже три часа как сидел на бревнышках, а в случае стрельбы — так под пулей.

Старший поручил ему наблюдать Вагина, Станислав спорить не стал, хотя считал задание совершенно пустым. Настоящий опер никогда не станет стрелять, не бросится в бега, слишком много в своей жизни повидал он беглых и знает, какова их жизнь и как безрадостен конец. Нарушая приказание, Станислав поручил сам себе охранять Гурова, следить за реакциями работников, может, кто и выдаст себя репликой, жестом, черт знает чем, порой и представить заранее невозможно.