Алексей Пронин - Время жестких мер

– Хуже, – буркнул Смолин и выключил телефон.

Он перешел дорогу, стал выискивать таблички на стенах домов. Табличек не было, хотя строения определенно имели нумерацию. Пришлось прибегнуть к подсказкам. Местная жительница, выбивающая половик у разрушенной взрывом беседки, сообщила, что живет в доме номер сорок пять, а если ему нужен семнадцатый, то нужно идти к началу улицы и там у кого-нибудь спросить. Обычное дело, когда нумерация на четной и нечетной сторонах не совпадает. Виновата автобаза, которая тянется на километр и значится под номером восемь.

Он отправился на юг и через четверть часа уже взлетал по ступеням трехэтажного кирпичного строения. Квартира за дерматиновой дверью хранила молчание. Он в сердцах ругнулся. Приоткрылась соседняя дверь. Высунулся любопытный нос, осведомился, в чем дело. Он произвел на свет адвокатское удостоверение, водрузил под очи соседки. Дело жизни и смерти, мэм. Женщина по имени Татьяна… «Ой, а Танечка уехала, – вспомнила пожилая женщина. – Собралась на днях и уехала на Алтай – дешевым пассажирским поездом. Вернется через неделю. Связи с девушкой нет».

– Огромное вам спасибо, сударыня, – поблагодарил Смолин и откланялся.

– Это ты? – рыкнул он в трубку.

– Это я, – согласился абонент. – Фирма «Сон разума». Говори. – Он что-то лихорадочно дожевывал.

– Талысиной нет и не будет.

– Думаешь, нам на это не наплевать? – зевнул Рудик. – Лично мы – Рудольф Валентинович – занимаемся другим делом, а наследство Ермаковой курирует сам Михалыч. Ему и напрягаться. Ты все на севере?

– Начинаю отход на юг.

– Не очень весело шагать по просторам? – хихикнул Рудик. – Можешь не спешить. Шельман уехал, а торт, который дали Лариске в качестве взятки, мы уже съели. Так что извини. Прилетающий поздно пролетает мимо.

Он вышел на улицу… и только бесу, толкнувшему его под коленку, было ясно, что происходит. Вместо того чтобы пойти через Верещеевский парк на конечную остановку общественного транспорта, он зашагал в другую сторону…

Во всем, что было, отсутствовал здравый смысл. Вся его предыдущая жизнь подчинялась здравому смыслу. Никогда не разрешал он эмоциям брать верх над разумом. Даже в связях с женщинами. Пил в меру, грешил в меру, не понимая тех людей, которые считали, что если бы мы знали меру, то остались бы обезьянами. И вот пришел тот день, когда сломался предохранительный клапан…

Он подошел к восемнадцатому дому с колотящимся сердцем. Женщина мерцала в окне, она смотрела поверх его головы. Неподвижная, печальная. Он понял, зачем пришел. Увидеть ее еще раз.

«Ты увидел ее, – сказал он себе. – Теперь чеши отсюда. Рабочий день в разгаре. Надо трудиться, чтобы не выглядеть в глазах семейных недругов проверенным паразитом».

Но образ женщины в окне взывал к чему-то дикому. Он пошел проторенным путем: обжитый мурзиками подъезд, коридор, похожий на тюремный, лестница, еще коридор… Открытая дверь. Опять забыла запереть? Что творилось у нее в голове? Он вошел – уже решительно, хотя представить не мог, как вести себя с незнакомой женщиной, у которой в голове…

Она стояла у окна, опустив руки по швам. Вся такая трогательная, беззащитная. Он поедал ее глазами – волнистые волосы, стекающие с плеч, миниатюрную талию, линию бедер, черную родинку на задней стороне голени. В ней чувствовалось какое-то напряжение. Бурное желание обрушилось на Смолина! Подойти, обнять, зарыться в чистые волосы, услышать голос с необычным тембром…

Она услышала шорох, обернулась. Взгляды встретились. «Схожу с ума, – запаниковал Смолин. – Я ее не знаю. А она считает, что знает меня…»

– Вернулся… – выдохнула она. Знакомый огонек зажегся в глазах. Она засмеялась приятным смехом, вспорхнула, прижалась к его неровно вздымающемуся торсу, погладила по спине, зажмурилась, сделав счастливое детское лицо, потянулась губами к его отвисшему подбородку. Он в долгу не остался, храбро обнял ее за талию. Что-то сладкое потекло по конечностям…

– Твоя дверь опять была открыта… – прошептал он сорванным голосом. Жирная капля пота скользнула со лба на переносицу.

– Глупенький, это для тебя, – прошептала она. – Я знала, что ты вернешься… Подожди, милый, не спеши, я должна позвонить мужу, нужно убедиться, что он на работе, мы же не хотим заняться самоликвидацией…

Он ждать не собирался. Несложное движение, женщина ойкнула, взлетая к нему на руки. Засмеялась, обвила за шею. Он растерянно кружил на месте. Кухня, прихожая… Он внес ее в отгороженный шторкой проем. Крохотная каморка три на три. Облезлые стены с остатками на совесть прилипших обоев, нищета, убогость. Но чисто. Можно жить бедно, но нужно жить чисто… Разложенная софа, заправленная покрывалом. Он споткнулся, не донеся свою «жертву» до вожделенного койко-места. Спасла инерция – они упали именно туда, куда он целился. Вцепились друг в дружку…

Ее искушенность в любовных играх немного пугала. Но это не был механический секс. Она любила его, делала все, чтобы доставить ему удовольствие. Она была абсолютно НОРМАЛЬНА в эти минуты. Она его знала, знала давно, достаточно, чтобы любить и сделать главным содержанием своей нелепой жизни. Смолин понял – ей нельзя давать понять, что они встретились только сегодня. Они распались, обливаясь потом, долго не могли прийти в себя.

– Полежи, я скоро вернусь. – Она спорхнула с софы.

– Эй, ты куда? – он испугался, простер к ней руки.

– Во-первых, дорогой, – она застыла на пороге – нагая, блестящая от пота, вся такая странная и интересная, – это не ты должен беспокоиться, что я исчезну, а я должна беспокоиться, что ты исчезнешь. Во-вторых, мне нужно в ванну. В-третьих, мне нужно принять витамины. В-четвертых, мне нужно позвонить мужу. Ты же не собираешься уходить сию минуту?

Она ушла, качнулась шторка. Он подавил искушение броситься за ней, подслушать, кому она будет звонить, будет ли вообще звонить и какие слова станет при этом говорить. В ее сознании переплетались ощущение реальности и полная оторванность от жизни. Она жила сегодняшним днем – 16 сентября, но при этом пребывала непонятно где. У нее была нормальная речь, мягкое чувство юмора, но говорила она о вещах, которых не было. О муже, о машине на банковской стоянке, о несостоявшемся походе в салон красоте, о доме, где она живет. Ей казалось, что они любовники – давно и страстно (он содрогнулся, представив, что в квартиру мог сегодня зайти другой мужчина). Она не знала, что обитает в ветхом доме барачного типа (на такие условия согласится не всякий незаконный иммигрант). Она могла справляться с бытовыми устройствами – краном, плитой, выключателем – делала это привычно, могла постирать, приготовить, но то, что она при этом видела, было из другой области. А еще капсулы, которые она принимала с пугающей регулярностью, почитая их за витамины… Возможно, именно от этих таблеток – то приближалась к грани, за которой реальность, то ныряла в омут галлюцинаций. Следовало разобраться с этим «лекарством». Но не сейчас. В крохотной комнате с облезлым потолком, где пахло штукатуркой и простеньким освежителем, было хорошо и комфортно. Никогда ему не было так уютно в родном доме – даже в лучшие с Альбиной годы…