Элизабет Джордж - Без единого свидетеля

— Какую информацию?

— О расхождениях, обнаруженных в ходе посмертных вскрытий.

— Но мы с самого начала знали, что расхождения есть: удушение совершено руками, шокером не пользовались, имело место изнасилование. Сам Робсон объяснял это тем, что эскалация…

— Мальчик не ел как минимум полдня, констебль, и на нем не нашли следов амбры.

— Но все это можно объяснить…

— Все остальные подростки ели за час до смерти. Они все до единого ели одинаковую еду: говядину, немного хлеба. Робсон не знал этого. И еще он не знал про амбру. То, что он сделал с Дейви Бентоном, полностью совпадает с тем, что прочитал в первых отчетах о пяти убийствах, а те отчеты были предварительными. Вот и все.

— Значит, Миншолл не имеет никакого отношения… Робсон не имеет никакого отношения…

— Они ответственны за то, что произошло с Дейви Бентоном. И только.

Барбара плюхнулась на стул. В оперативном центре стояла тишина. Очевидно, все уже знали о тупике, в который они все только что влетели со всего разбега.

— И с чем мы теперь остались? — спросила она.

— Снова проверка алиби, сбор информации, предварительные задержания. Снова Элефант-энд-Касл, другими словами.

— Да мы там уже все перетрясли…

— Значит, перетрясем заново. Плюс проверим всех, чье имя хоть раз всплывало в ходе следствия. Поместим под микроскоп всех и каждого. Принимайтесь за дело, констебль.

Она оглядела комнату.

— А где Уинни? — спросила она.

— В участке в Белгрейвии, — ответил Стюарт. — Его попросили посмотреть запись, сделанную камерами видеонаблюдения на Кадоган-лейн.

Никто не пояснил Барбаре, почему именно Уинстона попросили это сделать, но это было и не нужно. Нката смотрел запись, потому что Нката был чернокожим, а на пленке оказался снятым подросток смешанной расы. Боже, до чего же все шито белыми нитками, думала Барбара. Взгляните-ка на снимки этих стрелков, Уинни. Вы же понимаете. Для нас они все на одно лицо, кроме того, если они окажутся членами какой-то банды… Ну вы же сами все знаете, да?

Она подошла к телефону и набрала мобильный Нкаты. Он ответил. Барбара слышала в трубке гул голосов.

— Масуд говорит, что Робсон не наш парень, — сказала она. — Хотя тебя, наверное, уже просветили на этот счет.

— Никто не знал про это, Барб, пока Стюарту не позвонил Сент-Джеймс. Когда же это… Думаю, часов в одиннадцать утра было. Ничего личного.

— Ты слишком хорошо меня знаешь.

— Все мы люди, Барб.

— Ну а твои как дела? Что они надеются услышать?

— После просмотра записи? Похоже, они сами не знают. Просто делают все, что возможно. Я лишь еще один источник.

— И?

— Пусто. Парнишка смешанной расы. По большей части белый, немного африканской крови и что-то еще. Не знаю, что именно. А тот второй парень, что был с ним, он может быть кем угодно. Он-то знал, что делает. Отворачивался, грамотно оделся.

— Что ж, твое время было потрачено с максимальной пользой.

— Они не виноваты, Барб. Делают все, что могут. Но тут у них, кстати, появилась хорошая зацепка, буквально перед твоим звонком. Тоже позвонили.

— Какая зацепка? Откуда звонили?

— Из Западного Килбурна. У ребят из участка на Харроу-роуд есть свой человек в районе, они частенько прибегают к его помощи, это какой-то чернокожий, с богатой биографией и скверным характером, так что с ним никто особо не ссорится. Так вот, этот парень увидел портреты в газете, узнал одного из нападавших и позвонил в участок, чтобы сообщить имя. Они считают, что стоит проверить. Возможно, говорят, мы и найдем стрелка.

— Кто он?

— Имени я не знаю. Ребята с Харроу-роуд поехали за ним. Но если это он, его расколют. Сто процентов. Он заговорит.

— Почему? Откуда такая уверенность?

— Потому что ему двенадцать лет. И это не первая его встреча с полицией.

Сент-Джеймс снова пришел к Линли с новостями. На этот раз они встретились не в коридоре, а в маленькой комнате, которую две семьи занимали, казалось, уже долгие месяцы. Родителей Хелен уговорили не сидеть больше в больнице, и в компании Сибил и Дафны они уехали в свою лондонскую квартиру на Онслоу-сквер; когда-то там жила Хелен. Пенелопа вернулась в Кембридж, чтобы проведать мужа и троих детей. Родственники Линли на несколько часов уехали на Итон-террас — отдохнуть и сменить обстановку. Мать уже звонила ему оттуда: «Томми, что нам делать с цветами?» На крыльце, сказала она, лежат горы букетов, целое покрывало, которое спускается по ступеням до самого тротуара. У него не было никаких пожеланий относительно цветов. Что делать с проявлениями сочувствия, он не знал.

В больнице оставалась только Айрис, несгибаемая Айрис, из четырех сестер — самая непохожая на Клайдов. В ней не было ни намека на элегантность. Прямые волосы она убирала от лица двумя заколками в форме подков, не пользовалась косметикой, на лице — морщины от долгого пребывания на солнце.

Она заплакала, когда впервые увидела младшую сестру.

— Здесь такого не могло случиться, — неистово повторяла она. — Только не здесь.

Он понимал, что она говорила о насилии и смерти от вооруженного нападения. Это порождения Америки, а не Англии. Где та Европа, которую она знала?

Она слишком долго прожила вдали от родины, хотел он сказать Айрис. Та Англия, которую она знала, исчезла десятки лет назад.

Несколько часов она безмолвно просидела у постели Хелен и только потом тихо спросила у Линли:

— Ее здесь нет, да?

— Да. Ее здесь нет, — согласился он.

Потому что душа Хелен покинула тело, переместилась дальше, в следующую часть существования — какой бы она ни была, эта часть. Здесь осталось лишь былое вместилище души, предохраняемое от разложения сомнительными чудесами современной медицины.

Когда пришел Сент-Джеймс, Линли отвел его во временно опустевшую комнату, оставив Айрис с Хелен. Он выслушал новости из участка на Харроу-роуд, но из всей информации воспринял только одну деталь: «не первая его встреча с полицией».

— А что за ним уже числится, Саймон? — спросил он.

— Поджог и воровство, как сообщил нам отдел несовершеннолетних правонарушителей того района. Некоторое время с ним пыталась работать социальная служба, и я поговорил с ними.

— И что?

— Боюсь, почти ничего. Старшая сестра на общественно-полезных работах за драку, а о младшем брате мало что известно. Все они живут с теткой и ее приятелем в муниципальной квартире. Это все.

— Несовершеннолетний правонарушитель, — повторил Линли. — Так ты говоришь, с ним работала социальная служба?

Сент-Джеймс кивнул. Его взгляд не сходил с лица Линли, и Линли чувствовал, что друг изучает его, оценивает, даже когда собирает и стягивает факты, как нити паутины, к единому, сходящемуся в одном, навечно неизменном центре.