Элизабет Джордж - Без единого свидетеля

На одном из этих стульев Ульрика заметила Робби Килфойла. За двумя столиками сидели бизнесмены, которые, прихлебывая пиво, работали за ноутбуками. Еще один столик занимали три женщины, чьи огромные зады, белые кроссовки и варварский выбор напитка в столь поздний час (белое вино) однозначно выдавали их происхождение: туристки из Америки. И больше посетителей не было. Из динамиков под потолком лилась негромкая музыка тридцатых годов.

Ульрика скользнула на стул рядом с Робби. Он глянул в ее сторону раз, отвернулся, потом еще раз глянул, когда сообразил, кто это. Его глаза расширились.

— Привет, — сказала она. — Твоя соседка сказала мне, что ты можешь быть здесь.

— Ульрика! — воскликнул он, все еще не придя в себя от неожиданности, и оглянулся, словно проверяя, одна она пришла или с кем-то.

Одет он был в черный трикотажный свитер, отметила Ульрика, который подчеркивал его телосложение таким образом, как отутюженной белой рубашке никогда не удавалось. От Гриффа научился, что ли? А у него совсем неплохая фигура, подумала она.

Бармен услышал удивленное восклицание Роба и подошел, чтобы принять у нее заказ. Она сказала, что выпьет бренди, и, когда перед ней появился бокал, сообщила Робби, что это миссис Пуччини надоумила поискать его в «Отелло».

— Она сказала, что ты часто стал заходить сюда после кончины отца, — добавила Ульрика.

Робби отвел взгляд в сторону, но потом, когда снова посмотрел на нее, не стал увиливать, за что Ульрика не могла не уважать его.

— Я не хотел говорить тебе об этом, — сказал он. — О том, что он умер. Я не мог придумать, как это сказать. Мне казалось, что это выглядело бы… — Он помолчал, задумчиво поворачивая между ладонями кружку с пивом. — Это выглядело бы, как будто я прошу особого отношения. Как будто я рассчитываю, что меня пожалеют и что-нибудь сделают для меня.

— Что привело тебя к таким мыслям? — спросила Ульрика. — Надеюсь, в «Колоссе» ты не сталкивался ни с чем таким, что заставило бы думать, будто у тебя там нет друзей.

— Нет-нет, — сказал он. — Я так не думаю. Может, я просто не был готов говорить об этом.

— А сейчас?

Ульрика увидела, что ей предоставляется возможность установить с Робби доверительные отношения. Пусть у нее теперь были более серьезные проблемы, чем смерть человека, которая случилась несколько месяцев назад (человека, которого она даже не знала!), тем не менее нужно дать понять Робу, что в «Колоссе» у него есть друг и этот друг сидит сейчас рядом с ним в баре «Отелло».

— Готов ли я говорить об этом сейчас?

— Да.

Он покачал головой.

— Не думаю.

— Слишком больно?

Взгляд в ее сторону.

— С чего такой вопрос?

Она пожала плечами.

— Мне кажется, это очевидно. Вы, похоже, были близки с отцом. Вы вместе жили, в конце концов. Должно быть, ты проводил с ним немало времени. Помню, ты говорил мне, как вы вдвоем смотрели теле… — Она остановилась. До нее дошло, что означают эти слова. Медленно покачивая в бокале бренди, она заставила себя закончить: — Вы вдвоем смотрели телевизор. Ты ведь так говорил: что вы вдвоем смотрели телевизор?

— Так и было, — подтвердил он. — Мой папа был тяжелым человеком, но если был включен телевизор, он обычно никого не трогал. Я думаю, телевизор его гипнотизировал. Поэтому, когда мы оставались наедине — особенно после того, как маму отправили в больницу, — я включал телик, чтобы он меня не доставал. Это, наверное, я по привычке сказал тебе тогда, что мы смотрели с ним телевизор. Мы больше ничего вместе не делали. — Он допил пиво и спросил: — Так зачем ты пришла?

Зачем она пришла? Внезапно причины, побудившие ее примчаться сюда, потеряли свою актуальность. Ульрика перебрала темы в поисках такой, которая бы и не показалась надуманной, и была бы безобидной.

— В общем, чтобы поблагодарить тебя, — нашлась она наконец.

— За что?

— Ты столько делаешь в «Колоссе». Не думай, что это останется незамеченным. Просто не всегда есть время…

— И ты приехала сюда только ради этого?

Робби посмотрел на нее с недоверием, как сделал бы на его месте любой разумный человек.

И здесь почва под ногами была непрочной, поэтому Ульрике оставалось лишь открыть истинную цель этого разговора.

— На самом деле есть кое-что еще. Сейчас у меня… то есть… в отношении меня ведется расследование, Роб. Поэтому я хочу понять, кто мой друг, а кто нет. Ты, наверное, в курсе.

— В курсе чего? Кто твой друг?

— Нет, в курсе того, что ведется расследование.

— Ну да, я знаю, что к нам приходила полиция.

— Я говорю не про это дело.

— Тогда про что?

— Совет попечителей расследует мою деятельность в качестве директора «Колосса». Ты ведь знаешь, что сегодня в «Колосс» приходил президент совета?

— Интересно, почему это?

— Почему что?

— Почему ты думаешь, что я об этом знаю? Там у вас меня даже за человека не считают. И никто ни о чем не рассказывает.

Робби произнес это спокойно, но она видела, что он… разъярен? Обижен? Огорчен? Ну почему она раньше ничего этого не замечала? И что делать с этим теперь? Только извиниться, туманно пообещать, что в «Колоссе» многое изменится, и уйти восвояси?

— Я собираюсь изменить такое положение дел, Роб.

— Если я встану на твою сторону?

— Я не говорю…

— Да ладно, все нормально. — Он оттолкнул от себя пустую кружку, отрицательно мотнул головой, когда бармен предложил повторить. Он заплатил за себя и за Ульрику и сказал: — Я понимаю, это игра. Все эти политические штучки для меня не тайна за семью печатями. Не идиот же я.

— Я не имела в виду, что ты…

— Никаких обид, Ульрика. Ты делаешь то, что должна. — Робби встал со стула. — Как ты добралась сюда? — спросил он. — Неужели на велосипеде?

Ульрика подтвердила, что действительно приехала на велосипеде. Допив бренди, она тоже поднялась и сказала:

— Ну, мне пора отправляться.

— Уже поздно. Я подвезу тебя до дому, — предложил Робби.

— Подвезешь? Я думала, что ты сам на велосипеде ездишь.

— На работе да, — сказал он, — а так нет. Мне от отца достался фургон. Вот ведь не повезло ему. Он только купил себе фургон, чтобы было чем заняться на пенсии, а через неделю свалился замертво. Даже ни разу не посидел за рулем. Ну, пошли. Твой велосипед поместится в кузове. Я так уже делал.

— Спасибо, но это совсем не обязательно. Для тебя это так хлопотно, и…

— Не говори ерунды. Никаких хлопот.

Робби взял ее за руку.

— Доброй ночи, Дэн, — сказал он бармену и повел Ульрику не к той двери, в которую она вошла, а к коридору напротив. Коридор этот, как ей стало ясно через секунду, вел к туалетам и дальше к кухне, куда они и вошли. Там оставался только один повар, и он кивнул вместо приветствия, когда они миновали его. Ульрика увидела, что в дальнем углу кухни есть еще один выход — запасной, чтобы поварам было куда бежать в случае пожара. Туда-то и направился Робби. Дверь выходила на узкую парковку позади гостиницы: с одной стороны парковка упиралась в здание, а с другой ее поджимал склон холма, на котором лежала площадь Гранвиль-сквер. В дальнем темном углу парковки стоял фургон — старый и безобидный на вид, покрытый пятнами ржавчины и с выцветшей белой надписью на боку.