Джеффри Линдсей - Дремлющий демон Декстера [Литрес]

Деборе пришлось справиться с полным ртом еды, прежде чем она смогла говорить.

— Что?

— О, просто предположение. Ничего определенного, боюсь. Но разве оно лишено смысла?

— Разве лишено смысла что? — спросила она.

Я опустил глаза в тарелку и нахмурился, пытаясь представить себе.

— Ему нужно холодное помещение. Чтобы замедлить кровоток и потому, что так… мм… чище.

— Как скажешь.

— Я так и говорю. И это помещение должно быть тесным…

— Почему? С чего, черт возьми, ты решил, что оно должно быть тесным?!

Я сделал вид, что не слышу вопроса.

— Итак, фургон-рефрижератор удовлетворяет всем этим условиям, и еще он мобилен, а значит, потом намного легче избавляться от останков.

Дебора откусила кусочек рогалика и некоторое время раздумывала, пережевывая.

— Выходит, — наконец произнесла она, — убийца имеет доступ к такому фургону? Или у него свой?

— Мм… Все может быть. Хотя признаки использования холода есть только в последнем убийстве.

Дебора кивнула:

— То есть он пошел и купил фургон.

— Не обязательно. Он может экспериментировать. Вдруг ему просто захотелось попробовать холод?

— И нам не повезет настолько, чтобы он оказался водителем такого фургона или что-то вроде того, да?

Я улыбнулся ей своей улыбкой счастливой акулы:

— Ах, Деб, как ты сегодня торопишься! Нет, боюсь, наш друг слишком умен, чтобы позволить себе такие откровенные связи.

Дебора отхлебнула кофе, поставила чашку и откинулась на спинку стула.

— Значит, мы ищем угнанный рефрижератор, — наконец произнесла она.

— Боюсь, что так. Но сколько их может быть угнано за сорок восемь часов?

— В Майами? — фыркнула она. — Угоняет кто-то один, тут же пошел слух, что дело выгодное, и вдруг неожиданно каждый «конкретный» узколобый гангстер — черный, мексиканец, наркоман или малолетка — бросится угонять рефрижераторы, просто чтобы быть на волне.

— Остается только надеяться, что слух еще не пошел.

— Я проверю, — доев остатки рогалика, пообещала Дебора.

Теоретически семидесятидвухчасовой брифинг дает каждому достаточно времени ознакомиться с делом, однако созывается довольно быстро, чтобы впечатления были еще свежи. И вот в понедельник утром вся команда по искоренению преступности во главе с неукротимым детективом Лагуэртой вновь собралась в конференц-зале на втором этаже.

Я тоже пришел на этот брифинг. Поймал на себе несколько взглядов, выслушал пару доброжелательных высказываний от знакомых копов. Простые веселые остроты вроде: «Эй, кровосос, покажи зубки!» Эти люди — настоящая соль земли, и моя Дебора скоро станет одной из них. В одном помещении с ними я чувствовал себя и гордо, и робко.

К сожалению, эти чувства не разделяли все присутствующие.

— Какого хрена ты здесь делаешь?! — прорычал сержант Доакс, очень большой чернокожий человек с болезненной аурой перманентной враждебности.

В нем есть какая-то холодная свирепость, которая обязательно пригодилась бы кому-нибудь с хобби вроде моего. Жаль, что мы не можем стать друзьями. По какой-то причине он ненавидит всех криминалистов, а по еще какой-то дополнительной причине под ними в первую очередь подразумевается Декстер. Кроме того, он рекордсмен Майами-Дейд по доведению дел до суда. Поэтому он должен бы оценить мою политическую улыбку.

— Просто зашел послушать, сержант, — ответил я.

— Тебя ни хрена сюда не приглашали! Пошел отсюда!

— Он может остаться, — произнесла Лагуэрта.

Доакс хмуро уставился на нее:

— За каким чертом?

— Не хочу никого расстраивать, — сказал я, не особо решительно направляясь к выходу.

— Все нормально, — с улыбкой сказала мне Лагуэрта, затем повернулась к Доаксу. — Он может остаться, — повторила она. — Начнем, — возвестила Лагуэрта таким голосом, чтобы в зале ни у кого не возникло сомнения в том, что она главная.

Бросив на меня последний злобный взгляд, Доакс опустился на стул.

Первая часть встречи состояла из чисто рутинных вопросов: отчеты, политическое маневрирование, всякие мелочи, которые делают нас людьми. Естественно, тех из нас, кто родился человеком. Лагуэрта кратко пояснила ответственным за связи с общественностью, какую информацию можно давать прессе, а какую нельзя. Среди того, что можно давать, оказалась новая глянцевая фотография Лагуэрты, которую она заказала специально для этого случая. Выглядела она на ней одновременно серьезной и гламурной, значительной и элегантной. На фотографии она уже почти похожа на лейтенанта. Если бы у Деборы были такие таланты в области пиара!

Прошел почти час, прежде чем мы приступили к убийствам. Но перед этим Лагуэрта спросила о ходе поиска ее таинственного свидетеля. Разумеется, никто не смог ничего сообщить. Я постарался выглядеть удивленным.

Лагуэрта по-командирски нахмурилась.

— Давайте, народ, — не унималась она. — Кто-то обязательно должен был что-то найти!

Никто ничего не нашел, поэтому наступила пауза, в течение которой группа изучала свои ногти, строение пола и звукопоглощающие плитки на потолке.

И тут кашлянула Дебора.

— Я… мм… — начала она и снова кашлянула. — У меня есть… мм… идея. Немного неожиданная. Попытаться поискать в другом направлении.

Она произнесла эти слова будто в кавычках, что недалеко от истины. Всей моей подготовки оказалось недостаточно, чтобы ее речь прозвучала естественно, но она по крайней мере сохранила тщательно продуманное и политически корректное строение фразы.

Лагуэрта подняла искусственно-безукоризненную бровку:

— Идея? Правда? — Выражение ее лица демонстрировало удивление и радость одновременно. — Прошу вас, обязательно поделитесь ею с нами, офицер Эйн… то есть офицер Морган.

Доакс хмыкнул. Милый человек.

Дебора вспыхнула, но смело пошла вперед:

— Это… кристаллизация клеток. Последнее убийство. Я бы хотела, чтобы проверили, не было ли за последнюю неделю сообщений об угнанных фургонах-рефрижераторах.

Тишина. Полная и тупая тишина. Молчание коров. Они не въехали, тупицы, а Дебора не может открыть им глаза и продолжает молчать. Лагуэрта своей бровкой поощряет эту тишину, поглядывая на присутствующих, понял ли кто, о чем речь. Затем — вежливый взгляд на Дебору:

— Фургоны… рефрижераторы?

Дебора выглядела совершенно расстроенной. Бедный ребенок. Да, публичные выступления не для нее.

— Верно.

Ответ повис в воздухе — к явному удовольствию Лагуэрты.

— Мм… — произнесла она.

Лицо Деборы потемнело — плохой знак. Я прочистил горло, а когда понял, что это не действует, закашлялся достаточно громко, чтобы напомнить ей, что надо держать себя в руках. Она посмотрела на меня. Лагуэрта тоже.