Лина Бенгтсдоттер - Беатрис [Литрес]

Он посмотрел на Андерса.

— Думаю, дело не в этом, — ответил Андерс. — Вероятно, твоя сестра не хотела, чтобы ее ребенка окружали люди, находящиеся в состоянии наркотического опьянения. Это можно понять.

— Я просто хотел ее погладить, — пробормотал Никлас.

— Как бы ты мог описать свои отношения с Фридой? — спросила Чарли.

— У нас все было хорошо, пока мы были маленькие, — ответил Никлас. — Мы… мы заботились друг о друге, вернее, в основном она заботилась обо мне, хотя я на год старше. Я всегда воспринимал ее скорее как старшую сестру — наверное, потому, что у меня в голове пустота.

Он постучал себе по лбу.

— По крайней мере, хорошо, что мы были друг у друга, когда мама с папой напивались до чертиков и жили непонятно как.

— А что потом? — спросила Чарли.

— Потом?

— Да, что произошло с вашими отношениями? Ты сказал, что все было хорошо, пока вы были маленькие. А как сейчас?

— Она изменилась, — буркнул Никлас. — Предала меня.

— В каком смысле предала?

— Отказалась давать мне денег и добилась, чтобы меня забрали в центр — против моей воли.

— Не похоже на предательство, — проговорил Андерс.

— А я так считаю, — сказал Никлас. — Не дает мне ничего, даже на квартплату, а сама буквально купается в деньгах с тех пор, как вышла замуж. Говорит, что это ради моего же блага, но я в это не верю. Мне кажется, она зазналась. Забыла, откуда родом.

— А откуда она родом? — спросила Чарли.

— Что?

— Я спрашиваю, откуда она родом.

— Из Молкома, — ответил Никлас. — Дочь двух алкашей, сестра наркомана.

На некоторое время воцарилась тишина. Чарли представляла себе брата и сестру в маленьком поселке в окрестностях Карлстада — казалось, она слышит звуки пьяной ссоры, чувствует их тревогу перед лицом той непредсказуемости, с которой всегда сопряжена жизнь в семье родителей-алкоголиков.

— Когда ты в последний раз навещал Фриду? — спросила она.

— Я никогда не бывал в этом доме, который они себе купили, когда вернулись из…

— Из Москвы, — подсказал Андерс.

— Да, так вот, я там никогда не был. Почему вы спрашиваете? Меня ведь не… Проклятье, да попадись мне тот урод, который ее украл, я ему…

— Предоставь это нам, — сказал Андерс.

— Как бы ты описал свою сестру? — спросила Чарли.

— Она блондинка с голубыми глазами…

— Я имела в виду — как личность.

— Сорри, — пробормотал Никлас. — Я должен был сообразить. Она… в детстве она была довольно стеснительная, но потом стала… более общительной и теперь… иногда мне кажется, я и не знаю, какая она сейчас.

— А какие у тебя отношения с Густавом Пальмгреном?

— Нет у нас никаких отношений, — буркнул Никлас. — Этот человек не водится со всякой швалью… по крайней мере, с той швалью, к которой отношусь я.

— Ты хочешь сказать, что он общается со швалью другого рода? — уточнила Чарли.

— Он сам последняя шваль, — буркнул Никлас. — Просто в глянцевой упаковке.

— Ты не мог бы пояснить свою мысль? — попросила Чарли, удивленная яркостью метафоры.

— Так ведь и он сам, и его приятель… как его там, черт…?

— Давид Юландер? — подсказала Чарли.

— Вот именно. Никто из них не чужд… — он приложил палец к одной ноздре и сделал вид, что вдыхает кокаин.

— А ты откуда знаешь?

— А ты как думаешь?

— Ты что, продавал им?

— На этот вопрос я отвечать не собираюсь. Я хоть и дурак, но не настолько. Но, поверь мне, я знаю.

— Это серьезная… в смысле, зависимость? — спросил Андерс.

— Такие, как Густав и Давид, в настоящую зависимость не впадают. У них зависимость только от денег и власти. Но на вечеринке оба любят прикайфнуться. С третьим дело обстоит хуже.

— С третьим? — переспросила Чарли.

— Да, — подтвердил Никлас. — Тот бедняга, которого потом выдавили. Он чертовски обиделся.

— Ты о ком говоришь? — спросил Андерс.

— Черно-белый, — ответил Никлас. — Не знаю, как его зовут на самом деле. Антон! — крикнул он. — Как настоящее имя Черно-белого?

Антон снова вышел в кухню.

— Ты чего орешь? — спросил он.

— Я просто хотел спросить, как на самом деле зовут Черно-белого.

— Кажется… нет, черт, я не знаю. Я думал, его так и зовут — Черно-белый.

— Это просто прозвище, — пожал плечами Никлас. — Сам сообрази.

— Да не знаю я, черт меня дери, — буркнул Антон.

Никлас обернулся к Чарли и объяснил:

— Он, типа, белый на одной стороне — кожа, волосы, все. Очень забавно выглядит.

— Он что-то натворил? — спросил Антон. Он тем временем подошел к холодильнику и теперь обозревал совершенно пустые полки.

— Нет, это про Фридину малявку, — пояснил Николас. — Ее кто-то уволок.

— Черно-белый? — спросил Антон. Закрыв дверь холодильника, он уставился на них.

— Нет, — ответила Чарли.

— Но мы должны что-нибудь предпринять! — воскликнул Антон. — Как там Фрида?

— Ты знаешь Фриду? — спросила Чарли. — Вы с ней… друзья?

— Мы с ней учились в одном классе с первого по девятый, и поначалу она вела себя довольно странно. Всегда держалась одна, на переменках сидела и читала. Но потом с ней что-то случилось. Кажется, летом после восьмого… и она вдруг… — Он поднес сложенную лодочкой ладонь к груди, желая показать, что же произошло тем летом. — Она стала просто офигенно красивая.

— Да брось, Антон! — фыркнул Никлас. — Между прочим, ты говоришь о моей сестре!

— Я просто говорю, как есть, — ответил Антон. — Я хочу сказать — всякий парень, у кого были глаза и сердце, мечтал о Фриде. К тому же с ней было весело, — продолжал он, словно понял это только сейчас. — Интересно общаться. Но потом, когда она сошлась с этим придурком, она словно увяла. Просто больно видеть.

— Вот именно, а могла бы пропить свою жизнь, как мы с тобой, — вставил Никлас, — вместо того, чтобы выходить замуж за миллиардера.

Где-то в глубине квартиры зазвонил телефон, и Антон исчез.

Андерс решил продолжить тему, с которой они сбились, когда появился Антон.

— Что ты имел в виду, когда сказал, что его выдавили? — спросил он. — Этого третьего, Черно-белого?

— Я точно не знаю, — ответил Никлас, — но он что-то бухтел об этом по пьяной лавочке, типа что Густав и Давид трахнули его в зад… в смысле, не буквально…

— Мы поняли, — нетерпеливо проговорила Чарли. — А еще что-нибудь он сказал? Рассказывал, как именно они его обманули?

Никлас покачал головой. Не то чтобы они сидели и вели какие-то глубокие беседы, а он вообще не в состоянии долго слушать людей, которые считают, что их облапошили. Надоело это.

— Стало быть, ты не знаешь, насколько это правда? — спросил Андерс.

— Уверен — что-то в этом есть, — ответил Никлас. — Уж если я что и знаю о Густаве Пальмгрене, так это то, что он аморальный тип.

— Вы с ним ссорились? — спросила Чарли.