Вероника Трифонова - Последняя жертва [litres с оптимизированной обложкой]

При этих словах Ксюша снова вспомнила труп ворона, который нашла в детстве в парке.

– Тогда ты на самом деле, наверное, хотела, чтобы щенок Лизы остался жив?

– Да, да, конечно.

В таком духе и продолжалось их обсуждение. Помимо щенка, Артём задал вопрос относительно мечты девушки стать дизайнером, но вместо этого ей пришлось работать школьным учителем, а также того, как Лиза исключительно по собственной доброте ухаживала за старенькой соседкой. Особое внимание он уделил нападению на героиню грабителей.

– В романе так замечательно описано то, что они сделали с ней. А также то, как она долго лечилась в больнице от полученных травм.

Вспоминая страдания девушки, Ксюша подумала, что ему это уж точно должно было понравиться.

– Ты дочитал до половины? – уточнила она. – Там, дальше, всё будет лучше. В смысле, позитивнее.

– Разве я говорил, что это плохо? А «позитивность» – совсем не главное в написании литературного произведения.

– Ты прав, – согласилась Ксюша.

Они уже закончили говорить о книге и готовились ко сну, когда Ксюша всё-таки решила его спросить:

– А ты… тебе в детстве приходилось терять кого? Ну, может тоже там кошка или собака… Если честно, она думала, что будь у него животное, Артём убил бы его с особой жестокостью и огромным наслаждением.

Держа в руках простынь, которую приготовился застелить на диван, он обернулся и, задумчиво посмотрев на неё, отвернул голову куда-то в сторону книжного шкафа. Так Артём стоял в размышлениях несколько секунд.

– И да, и нет, – наконец негромко ответил он. – Некоторые пытались убедить меня, что я никого не терял. Делали вид, что так и было. И у них это отлично получалось… вот только обман, фальшь всегда выскакивает наружу.

– Что… Что ты имеешь в виду? – прерывающимся от волнения голосом задала она вопрос в спину Артёма – тот снова успел повернуться в сторону постели. – Они… Ты говоришь о своём отце? О родителях?

Сердце её забилось так часто, что в ушах она слышала только шум колотящейся о стенки сосудов крови. Интуитивно она понимала, что на верном пути. Может, Артём сейчас расскажет то, из-за чего превратился в потрошителя женщин?

Ксения даже не увидела, а по каким-то иррациональным признакам почувствовала, как напряглась его спина, выражая мучительную борьбу с самими собой. Но, когда он всё-таки заговорил, Ксюша поняла, что на этот раз он решил не откровенничать.

– Это долгая, к тому же давняя история. Я не думаю, что стоит ворошить её именно сейчас. Тем более, тебе она вряд ли понравится.

Действительно. То, что он похитил её, пытался убить, насиловал и держал взаперти, определённо должно было понравиться ей больше.

Чёрт, надо постараться вытащить из него хоть что-нибудь!

– Дело не в том, понравится она мне или нет. Ты ведь сам говорил – история, чтобы считаться важной и стоящей, вовсе не обязательно должна вызывать одни положительные эмоции. Я знаю, ты сказал про литературное произведение. Но разве наша жизнь – не тоже история? – выпалила Ксюша, стараясь говорить ровно и уверенно, не обращая внимания, что связки её горла начали дрожать от страха, потому что сейчас она осознанно провоцировала опасного психопата.

Артём, закончив расстилать диван, посмотрел на неё. Лицо его казалось непроницаемой маской, и невозможно было угадать, какие мысли и эмоции сейчас одолевают его сознание.

Слегка улыбнувшись, он медленно покачал головой. Теперь он стоял, возвышаясь над ней – непоколебимый, как мрачная каменная скала, о которую разбивается любое препятствие.

«Чтоб тебя…»

– Моя жизнь – тоже не самая весёлая история, – войдя в какой-то отчаянный азарт, продолжала Ксюша. – В школе… хоть я и не была изгоем, всё равно некоторые считали меня очень странной. Девочка, которая рисовала непонятных людей и кровавые сцены, всё время что-то писала в черновиках, определённо вызывала вопросы. А когда мне было шестнадцать, – она судорожно сглотнула, – выяснилось, что у мамы онкология. Третья стадия рака селезенки. Органа, которой даже не имеет особо важного значения, чёрт возьми! – она обнаружила, что начала плакать, и снова перед этим подонком, причём рассказывая ему очень личные вещи – но какое это уже имело значение. – Она выяснила это слишком поздно. Два года её пытались лечить, но ей становилось всё хуже. Опухоль дала метастазы по всем органам. Врачи давали ей обезболивающее, чтобы она не так мучилась. Но иногда очередь на его получение была слишком долгой, и мама….

Ксюша всхлипнула и утёрла глаза рукавом, вспомнив стоны и крики боли, разрывающие витающий в помещении запах лекарств и спершийся от наполняющей его, словно на похоронах, скорбящей атмосферы. Себя, плачущую от жалости и ужаса, пытающуюся заткнуть уши руками и забиться в любой угол. Бабушку, у которой из рук всё падало, хлопочущую над дедом, который заглушал горе очередной рюмкой водки. Дядю, который с серьёзным, мрачным видом ходил по квартире, стараясь держаться посреди обители скорой смерти самым рассудительным и здравомыслящим из всех родственников умирающей.

– Тогда у меня ведь развился навязчивый невроз. Я верила, что мама вылечится и останется жива, если я, например, определённое количество раз схожу в две разные церкви, и поставлю там определённое количество свечей. Потом ритуалы стали более вычурными: я должна была нарисовать семь картин, пять раз переступить через порог, пересчитать всех птиц на ветках, надевать футболку до тех пор, пока не надену её с правильными мыслями, и всё в этом роде. Бред, конечно. Думаю, на самом деле я это понимала, но тогда эти действия стали своего рода защитной реакцией психики. Её спасением, – Ксюша вздрогнула от неожиданно появившегося в комнате холода. – Такое продолжалось ещё почти год после её смерти. Потом само прошло.

– Твоя книга, она связанна с тем периодом твоей жизни? – спросил Артём. – И главная героиня названа в честь твоей матери?

– Да. Всё это так. Мне хотелось выплеснуть это всё куда-то. Так и появился сюжет. Она вспомнила, как примерно такие же вопросы задал ей когда-то Гоша. Тогда они ещё даже не встречались – эта тема была затронута в их разговоре о выпускаемой книге. Закончился он тем, что Ксюша просто разрыдалась от горьких воспоминаний, а Гоша, должно быть, чувствуя себя крайне неловко, принялся её утешать. Потом ей долго ещё было стыдно из-за того, что она заливалась слезами на груди хозяина издательства – и так единственного из всех, который принял её, а после того случая она опасалась, что и он не захочет больше иметь дело с такой истеричкой. С тех пор Ксюша никогда не позволяла себе распускаться при ком либо, беседуя на такие темы – вплоть до сегодняшнего момента.