Оливье Норек - Меж двух миров

— Итак, думаю, мы оба согласны, что все эти типы в «Джунглях» бежали от войны или голода. Мы имеем дело не с обыкновенной экономической миграцией, а с вынужденным изгнанием. Было бы бесчеловечно лепить этим несчастным протокол о правонарушении и отправлять их восвояси. Кем мы тогда будем? Но с другой стороны, совершенно очевидно, что никому неохота брать на себя заботу об их устройстве, раз уж их поселили на свалке за пределами города. Так что для них изобрели статус «потенциальных беженцев».

— Впервые такое слышу, — признался Бастьен, засовывая евро в стоящий на лестничной площадке кофейный автомат.

— Даже не ищите, такого термина нет нигде, ни в одном законодательном тексте. Это то, что называется «сделано в Кале», — фирменное блюдо. В общем, с этим половинчатым статусом их нельзя задерживать. Логично: если мы отказываемся интегрировать их во Франции, то ведь не для того, чтобы подчинить их нашей судебной системе. Но им также не дают полного статуса беженцев, иначе ими пришлось бы заниматься. Так что с этим наименованием потенциальных беженцев мы и не арестовываем их, и не оказываем им помощь. Просто оставляем плесневеть в надежде, что они сами собой рассосутся.

— Вижу, у вас тут долго соображали, как поступить, чтобы ничего не делать.

— Лично я перестала об этом думать ради собственного психического здоровья.

Эрика толкнула бедром дверь кабинета и поздоровалась с Рубеном Корвалем, лицо которого выглядело не менее помятым, чем его шмотье.

В знак приветствия тот кивнул новому начальнику, который ответил ему тем же и умышленно задержал на нем взгляд на секунду дольше, чтобы дать понять, что вчерашнее оскорбление не прошло незамеченным.

— На сегодня два протокола, — перешел к делу Бастьен. — С ними вы разберетесь сами. Появление в общественном месте в пьяном виде и, как следствие, выходка, приведшая к причинению ущерба личному имуществу. И налетчик, который поранил руку о разбитое им стекло. Он сам же и вызвал помощь. Город новый, а кретины те же. И, — Бастьен Миллер обратился к капралу, — Корваль, меня не будет всю первую половину дня. К своему возвращению я хотел бы, чтобы допросы были проведены, жертвы опрошены, а ущерб установлен. Я возьму на себя уведомление прокуратуры — это даст мне повод познакомиться с коллегами. Принято?

Корваль ограничился невнятным бурчанием, которое не прошло мимо внимания Бастьена.

— Разве что вы не чувствуете себя способным справиться самостоятельно и предпочитаете действовать под командованием Эрики.

Эта колкость мгновенно вывела Корваля из дремотного состояния, и его лицо озарила искра ненависти.

— Я капрал, а она рядовой, я не обязан подчиняться ее приказам.

— Перечитайте устав. Если я поручаю Эрике ведение расследования, что превышает ее полномочия по званию, вам придется слушаться ее распоряжений. Лично мне это бы очень подошло.

Эрика спрятала улыбку за кружкой с чаем с логотипом ФБР. Корваль принял удар и капитулировал.

— В этом нет необходимости, лейтенант, — холодно ответил он.

— Все-таки именно это я вам искренне советую.

И на пике этой теплой беседы в кабинет, который еще никогда не казался таким крошечным, вторгся здоровенный, как ствол дуба, Пассаро.

— Утром в «Джунглях» спокойнее всего, лейтенант.

— Иду.

Размеры комиссариата были столь незначительны, что приходилось использовать каждый квадратный сантиметр. Так, например, маленький внутренний дворик служил парковкой, но, чтобы поставить там машину, требовалось как минимум иметь уровень эксперта в «Тетрис». Бастьен направился к новехонькому автомобилю бригады по борьбе с преступностью, но Пассаро окликнул его:

— Воздержимся от служебной тачки. Если мы не хотим, чтобы нас в два счета застукали, лучше на моей.

В этот самый момент подоспели Кортекс и Спринтер с ведром воды, жидким мылом и губками.

— Я воспользуюсь этим, чтобы дать деткам выполнить функции автомойки.

— Простите за наряд вне очереди, парни, — извинился Бастьен.

— Нет проблем, лейтенант, мы проводим в этой тачке минимум по шесть часов в день, поэтому и заботимся о ней.

И тут, уставившись на автомобиль бригады по борьбе с преступностью, Бастьен сообразил.

— «Ниссан-кашкай» как полицейский транспорт — это уже само по себе необычно. Но со стеклянной крышей! Это что, шутка такая? А магнитную мигалку-то вы к чему крепите, если у вас нет металлической крыши?

Кортекс оценил замечание и добавил к нему:

— Держим в руке или ставим на приборную доску, как копы в американских сериалах. Пока решения принимаются людьми, которые ничего не смыслят в нашем деле, приходится терпеть подобную херню.

— Это как с фонарями: на всю группу работает только один. Так что мы заказали два новых. И через неделю получили мини-фонарики, которые крепятся на предплечье. Точно такие, как те, что я цепляю своей дочурке, чтобы ее было видно на дороге, когда она в темноте катается на велике. Что нашим шишкам плевать на ситуацию — к этому мы уже привыкли, но вот что плевать и на нас, — это, в конце концов, обидно.

— Думаю, с нытьем пора заканчивать, — вмешался Пассаро. — Вернемся через час, максимум — через два.

Видавший виды автомобиль командира бригады по борьбе с преступностью покинул центральную часть города и поехал вдоль доков. Многоэтажные здания исчезли, уступив место более плотной малоэтажной застройке. Улицы превратились в подъездные аллеи, а дома встречались все реже, пока не началась промышленная зона, которая занимала обширный пустырь, приспособленный для маневров грузовиков самых разных размеров. В конце этой зоны стояли три фургона республиканских рот безопасности, одновременно обозначая начало территории еще невидимого лагеря беженцев. Пассаро припарковался рядом и поприветствовал коллег, одетых в специальную форму стражей правопорядка.

— А что за отношения у вас с ними? — поинтересовался Бастьен, вслед за Пассаро лавируя между фликами и фургонами.

— Скорее, добрые. Это вроде как обязательно: без них никак. Мы чаще обращаемся за помощью к ним, чем в Марсель и в девяносто третий департамент [29]. Но через несколько недель их снимут отсюда для другой работы. А вот мы остаемся здесь. И так всегда. Думаю, мы внушаем им невольное уважение.

За последним фургоном перед ними возник лагерь.

— То, что они называют дерьмовой службой, — это наша повседневность.

Перед Бастьеном, насколько он мог окинуть взглядом огромную территорию, почти на тысяче квадратных метров, простирались окруженные густым лесом дюны. С того места, где он находился, невозможно было понять, какая там почва, потому что все свободное пространство было занято палатками и хлипкими бараками, сооруженными из проржавевшего от дождя металла, кусков дерева и обрывков полиэтиленовой пленки. Все эти жилища повторяли линию дюн, отчего создавалось впечатление бушующего океана мусора.