Мишель Бюсси - Черные кувшинки [litres]

Они тоже были здесь.

Двое из них. Сидели в трех столиках от меня. То есть метрах в пятнадцати. Разумеется, я их сразу узнала – успела хорошенько разглядеть из окна мельничной башни. Инспектор, не побоявшийся замочить ноги во время осмотра трупа Жерома Морваля, и его робкий помощник.

Ясное дело, они глазели на молоденькую официантку. Похожая на серую мышку старуха не привлекла их внимания.

Инспектор Серенак смотрел на отель «Боди» через солнечные очки. Фасад отеля казался ему нарисованным сепией, а ножки хорошенькой официантки, сновавшей между столиками, приобрели золотистый оттенок хорошо пропеченного круассана.

– Окей, Сильвио. Значит, ты еще раз проверишь, не осталось ли улик возле ручья. Знаю, основное уже отправили в лабораторию – слепки следов, камень, тело Морваля и прочее. Но мы могли что-то упустить. Не спрашивай меня, что именно, я сам не знаю. Просто сходи туда еще раз и все осмотри – мостки, деревья, мост. Заодно поищи свидетелей. А мне придется нанести визит вдове, Патрисии Морваль. Ничего не поделаешь. Тебе что-нибудь известно об этом самом Жероме Морвале?

– Да, Лора… э-э, патрон.

Сильвио Бенавидиш извлек из-под стола папку. Серенак проводил глазами официантку.

– Выпьешь что-нибудь? Пастис? Белое вино?

– Нет, я ничего не буду.

– Что, даже кофе не выпьешь?

– Ничего. Не беспокойтесь.

Но голос Бенавидиша выдавал колебание.

– Ладно, чаю выпью.

Лоренс Серенак поднял руку, подзывая официантку.

– Мадемуазель? Один чай и один бокал белого. У вас есть гайак? [1] Сладкое белое вино, производимое в окрестностях города Гайак. – Он повернулся к помощнику: – Неужели так трудно называть меня на «ты»? Сильвио, я что, намного тебя старше? Мы с тобой в одном звании. Если я четыре месяца возглавляю комиссариат Вернона, это еще не значит, что мне обязательно надо говорить «вы». У нас на юге даже патрульные обращаются к комиссару на «ты».

– А у нас на севере нет. У нас дела так быстро не делаются. Но вы не волнуйтесь, патрон. Просто надо немного подождать…

– Наверное, ты прав. Сейчас скажешь, что у меня должен пройти период акклиматизации. Но я ничего не могу с собой поделать. Меня прямо выворачивает, когда собственный зам называет меня «патрон».

Сильвио нервно сжимал пальцы, словно не решался перечить начальнику.

– Если хотите знать мое мнение, дело не в том, кто с севера, а кто с юга. Вот мой отец, например. Он сейчас на пенсии, а до этого всю жизнь строил дома. По всей стране. И не только во Франции, но и в Португалии. И хозяева всегда обращались к нему на «ты», а он всегда им говорил «вы», даже если они были моложе. Мне кажется, тут вся штука в том, что ты носишь – костюм с галстуком или рабочий комбинезон… Руки у тебя какие – в маникюре или в смазке… Не знаю, понятно я говорю или нет…

Лоренс Серенак распахнул кожаную куртку, надетую на серую майку.

– Сильвио, где ты видишь галстук? Блин, мы оба с тобой инспекторы полиции… – Он громко рассмеялся. – Ну ладно. Сам говоришь, надо подождать. Если честно, мне по душе твоя португальская скромность. Но вернемся к Морвалю. Что у нас есть?

Сильвио уставился в свои записи.

– Жером Морваль – уроженец этой деревни, сумевший выбиться в люди. Его семья перебралась в Париж, когда он был ребенком. Морваль-старший тоже работал врачом, терапевтом, но не особенно разбогател. Довольно молодым Жером Морваль женился на некоей Патрисии Шерон. Им обоим тогда не было еще и двадцати пяти. Дальше начинается история его головокружительного успеха. Малыш Жером окончил медицинский факультет со специализацией по офтальмологии и вместе с пятью коллегами открыл кабинет в Аньере. Тут умирает папаша Морваль. Сынок вложил полученные в наследство денежки в собственный кабинет офтальмологической хирургии в XVI округе Парижа. Если смотреть со стороны, то дела у него шли недурно. Насколько я понял, он считался виртуозом по удалению катаракты, то есть работал в основном с пожилым контингентом. Десять лет назад он решил вернуться в родные пенаты и купил в Живерни один из самых красивых домов – как раз между отелем «Боди» и церковью…

– Дети есть?

Официантка принесла им заказ. Не успел Бенавидиш открыть рот, чтобы продолжить рассказ, как Серенак сказал:

– Хорошенькая, а? И ножки что надо.

Инспектор Бенавидиш пришел в явное замешательство – то ли вздохнуть с сожалением, то ли смущенно улыбнуться.

– Э-э… Ну да… То есть нет… То есть я хочу сказать: нет, у Морвалей не было детей.

– А врагов?

– Морваль вел довольно замкнутый образ жизни. В политику не ввязывался. Ни в каких общественных комитетах не состоял. У него и друзей-то практически не было. Зато был…

– Подожди! – перебил его Серенак и резко повернулся на стуле: – А вот и ты… Ну привет!

Мимо ног Бенавидиша под стол прокралось мохнатое существо. Он вздохнул – на сей раз совершенно искренне. Серенак принялся трепать Нептуна по холке.

– Мой единственный свидетель! – приговаривал он. – Ну здравствуй, Нептун!

Пес явно отзывался на кличку. Помахивая хвостом, он задрал морду, красноречиво глядя на кусок сахара, лежавший на блюдце перед Сильвио. Серенак направил на пса указательный палец:

– Веди себя хорошо, договорились? Мы должны дослушать, что говорит инспектор Бенавидиш. И для этого нам понадобится все наше терпение. Сильвио, так на чем ты остановился?

Сильвио заглянул в свои записи и монотонным голосом продолжил:

– У Жерома Морваля было в жизни два увлечения. Он предавался им со всей страстью и посвящал им все свое свободное время.

Серенак гладил Нептуна.

– Теплее…

– Так вот, две страсти. Если вкратце, то это живопись и женщины. В том, что касается живописи, мы, судя по всему, имеем дело с настоящим коллекционером, этаким одаренным самоучкой, предпочитавшим, конечно, импрессионистов, что вполне объяснимо. Кроме того, у него была своего рода идея фикс. Я просто пересказываю, что услышал. Жером Морваль мечтал приобрести картину Клода Моне. Но не абы какую. Он хотел «Кувшинки». Вот такой вот окулист.

Серенак шепнул на ухо собаке:

– Нифига себе! Картину Моне! Даже если бы он помог прозреть всем зажиточным дамочкам XVI округа, вряд ли заработанных денег хватило бы на «Кувшинки» Моне. Но, – он перевел взгляд на помощника, – ты говорил про две страсти? Значит, на стороне орла у славного доктора Морваля были картины импрессионистов. А что было на стороне решки? Бабы?

– Все это не более чем слухи… Хотя Морваль не слишком и прятался. Соседи и сотрудники в основном сочувствовали его жене Патрисии. Вышла замуж молодой, целиком материально зависела от мужа – следовательно, на развод надеяться не могла. Ей приходилось на все закрывать глаза. Ну вы же понимаете, патрон…