Александр Архипов - Нескучная жизнь подполковника Чапаева

— Ключи! — протянул руку я.

— Нет, ты скажи!

— Ключи, гад! Вот прав был Чегевара…

— Начинается! — застонал этот тракторист, не умеющий ездить на чужих машинах.

— А я говорила, — ехидно подключилась Лядова.

— Поел? Рассказывай, — с опаской глядя на часы, приказал я Дрозду.

— А попить? — жалобно пробасил Дрозд.

— Света, сделай ему… Поехали, Дрозд, не зли, опять ночью разойдёмся.

— С какого морга начать, начальник? Ладно, начну с живого. Младший сержант Тищук из комы выходить пока не собирается, неважные у парня дела. Весь в трубках, проводах. Очень сильный ожог получил, нужна пересадка кожи. А у него ещё с черепом проблема. Короче, лечащий его говорит, что шансов мало. И то, что в ближайшее время говорить не будет, это точно.

— Ваня, а о травмировании нижней части таза Тищука доктор ничего не говорил? — стараясь не выделять этот вопрос, спросил я.

— А это уже на следующей страничке, Андрей Васильич, — переворачивая страницу в своём блокноте, ответил Дрозд. — Это ведь не просто так ты спросил. Да? Совершенно верно, начальник. Там, где у живого Тищука и мёртвого Иванчука должны находиться половые органы… Кровавое месиво там, Васильич, — тяжело сглотнув слюну, закончил свой рассказ Дрозд, невольно прикрыв рукой место, где начинается на джинсах ширинка. — Ты знал?

— У Старикова та же картина. Вернее… акцент ударов был именно в эту область туловища, — ответил я.

— Братцы, а это значит, что можно предположить, что мотивом покушения на убийства могла быть месть за совершённое сексуальное преступление, — крикнул, вскочив со своего места, Шароев.

— Ну и продолжай дальше, братец Магомедыч, — …сексуального преступления, совершённого сотрудниками ППС, — мрачно подытожил Дроздов.

— Это всё, что ли, Вань? Ты же весь день по больницам и станциям «скорой помощи». Неужели ничто внимание не привлекло? Может быть, что-то необычное? — раздосадованно расспрашивала своего дружка Лядова.

— Поверишь? Ничего, — листая свой блокнот, сокрушённо ответил Иван. — Женщина в алкогольном опьянении выпала из окна второго этажа. Порезы. Бомжи подрались у ресторанной мусорки. Мелкие травмы. Семейное насилие. Муж жене руку табуреткой сломал. Но пока того волокли в «бобик», помирились. А помирившись, объединились и чуть «пепсам» не накостыляли. В связи с изнасилованием обращений не было. Понимаешь? Вот, правда, на остановке найдено тело молодого человека. Констатирована смерть от сердечной недостаточности…

— Фамилия? Фамилия умершего, Ваня? — вдруг встрепенулась Лядова.

— Сейчас… так, где тут? Еремеев, — прочитал у себя в блокноте Иван.

Вскочившая со своего места Светлана вдруг опустилась в кресло, закрыла лицо ладонями и тихо заплакала. Мы, несколько секунд наблюдая за неизвестным явлением в наших кругах, молчали. Первым к Светлане подошёл Иван. Он, бережно прижав её головку к свой груди и осторожно поглаживая девушку по спине, тихо повторял:

— Ну, что ты так? Всё хорошо… поймаем мы его, Свет. Ты молодец… ты у меня умная-умная…

— А ты дурак, Дроздов. Вы что, не понимаете? Это же Васильич нас навёл… это же он сказал — идти только сюда, делать только это. И мы шли и делали. Как ты его просчитал, шеф? Ваше сиятельство… Андрей Васильевич, вы такой умный! — уже ревела навзрыд лейтенант Лядова, громко сморкаясь в чистый лист бумаги формата А4. — Чего стоим? Кланяйтесь «светлейшему»! — сквозь слёзы смеялась Светка.

— Лейтенант Лядова!

— Ах, оставьте, господин майор… — наконец расслабилась Светлана.

— Так, Шароев, завтра вот на это место повесить медицинскую аптечку. И чтобы там обязательно что-нибудь успокоительное было. Светлана Ивановна, я думаю, эти два джигита не совсем понимают, о чём мы. Успокойся и поставь им, пожалуйста, своё кино из фитнес-центра и объясни всё, А я пока доктору отвечу, — сказал я, понимая, что звонок Михаила Ивановича уберёг меня от ненужных оправданий перед подчинёнными по поводу интуиции и других необъяснимых манипуляций мозговой деятельности зрелого не по годам сотрудника полиции.

— Андрей Васильич, не разбудил? Привет, — поздоровался костоправ.

— Здоров, Иваныч. Написал? — коротко спросил я, наблюдая, как Лядова раздражённо что-то доказывает Шароеву, тыкая пальцем в экран монитора.

— Стариков тут тебе целый опус пишет. Практически целый день царапает. Тяжело ему, потеет, стонет, но я не трогаю. Предложение напишет — отвалится. Напишет — отвалится… Врать не буду, прочитал кое-что. Вот же, б…, засранцы! Защитнички хреновы! Ты когда приедешь, Андрей?

— Миша, в двадцать первом веке живём. На смартфон свой сфотографируй, когда Стариков закончит писать, и мне пришли все листочки. Понял? Только потом сам лично из телефона своего текст удали. А сами бумаги, собственноручно написанные Стариковым, запри в свой сейф. Я их позже заберу. Могу надеяться? — спросил я у травматолога.

— Ну, надеяться-то можешь… А сколько эта бумага может стоить на «чёрном» рынке? — поинтересовался хитрый доктор. — Шучу, мент. Всё сделаю, как надо. Я армянский люблю, ты, бродяга, знаешь.

А возле ноутбука Лядовой разгорался нешуточный спор. Дроздов рвался прямо сейчас выезжать в адрес и брать курсанта за задницу. Шароев уверял, что ещё рано, что пока нет полной уверенности в доказательной базе и что нужно сначала эту версию согласовать со следователем.

— Шеф, когда Еремеева брать будем? — уверенная в своей правоте, задала вопрос Лядова.

— Будем, но не сегодня это точно. Еремеев — курсант дисциплинированный, у него армия и война за плечами. Сказал — сделал. Завтра будет на занятиях как штык! К тому же уж очень мне хочется «чистуху» от Старикова дождаться, — ответил я.

— А дождёмся? — с сомнением задал вопрос Магомедович.

— Дождёмся, пишет, — успокоил я капитана. — А теперь по коням. Дрозд, тебя подвезти? Или там уже солярки нет? — вдруг вспомнил я про Ванькино нытьё.

На этот раз меня никто не встречал. Ни в ночных рубашках, ни без… На диване в гостиной белели подушка и одеяло. Понятно. На кухонном столе лежали две короткие записки. «Извини, не высыпаюсь. Котлеты холодными не ешь. В микроволновке — одна минута. Целую» Но вторая понравилась мне больше: «андюша привет ятибе аставила адин сырник цылую женя» (орфография бережно сохранена).

Я взял «адин» сырник, положил на него одну холодную котлету и поужинал. Ничё так, хотя вкус, конечно, странный. Несмотря на тяжёлые мысли о предстоящей операции, уснул сразу.

Приснилась какая-то ерунда. Будто стоит на балконе в ночной рубашке босяком моя Женька с сырником в руке и смотрит вниз. А под балконом сидит наш кот Боцман с гитарой в лапах и орёт басом:

— Мурка! Ты мой Мурё-ё-ёночек!