Лина Бенгтсдоттер - Франческа

— А я люблю, — сказала Чарли. — Мне кажется, темнота дарит свободу.

— Свободу?

Юхан наморщил брови.

— А почему тебе кажется, Чарли, что темнота дарит свободу? — спросил Нильс, глядя на нее серьезным взглядом.

Чарли и не подумала о том, что мальчики слушают их разговор: Нильс и Мелькер, казалось, уткнулись в свои мобильники, а близнецы занялись складыванием самолетиков из салфеток.

— Даже не знаю, — проговорила Чарли. — От темных дней я становлюсь как-то спокойнее.

— Ты не такая, как все, — сказал Нильс.

Чарли встретилась через стол глазами с Юханом. Он улыбнулся ей, и странное чувство снова затрепетало внутри.

Принесли их заказ. За едой Юхан беседовал с мальчиками. Чарли наблюдала за ним, пока он внимательно вникал в немыслимо долгий рассказ Тома о новой игре, в которой тот стал настоящей звездой, а потом с таким же терпением слушал, когда Тим повторил почти слово в слово то же самое.

Мелькер единственный задал встречные вопросы.

— А ты кем работаешь? — спросил он.

— Журналистом, — ответил Юхан и помахал в воздухе невидимой ручкой, словно бы эта профессия нуждалась в дополнительных пояснениях.

— Летом вы нас сильно доставали, — честно сказал Мелькер. — В смысле — не ты, а другие журналисты. Они задавали кучу вопросов и буквально преследовали папу.

— Понимаю, — ответил Юхан. — Понимаю, что для вас все это было тяжело.

— Он сам виноват, — буркнул Мелькер.

— Что ты хочешь сказать? — возмутился Том. — В каком смысле папа сам виноват?

Чарли уже пожалела, что не поехала одна.

Музыка зазвучала громче, и Тим с Томом демонстративно зажали уши ладонями.

— Кажется, в задней комнате есть игровой автомат? — спросила Чарли.

— Да, есть, — подтвердил Нильс.

— Хотите поиграть?

— У нас денег нет.

Чарли достала бумажник и извлекла из него бумажку в сто крон.

— Разменяй в баре, — сказала она, протягивая ее Мелькеру.

— Мы можем сыграть на все? — спросил Мелькер.

— Если хотите.

Мальчики исчезли, и Чарли встретилась глазами с Юханом. Он долго не сводил с нее глаз.

— Ну и каково тебе снова вернуться сюда? — спросил он.

— Нормально.

— Тут все по-прежнему.

— О мелочах давай поговорим позже, — сказала Чарли. — Мальчишки проиграют все деньги за три секунды.

Пригнувшись к столу, она пересказала Юхану слова Микке о закрытом деле.

— Значит, дело сейчас у него дома? — переспросил Юхан.

— Да.

— Как фамилия этого Микке?

— Андерссон.

— Ты поедешь туда и заберешь материалы?

— Именно это я собираюсь сделать, — кивнула Чарли.

Достав телефон, она вбила в поисковик «Микаэль Андерссон Гюльспог». Выяснилось, что человек с таким именем его возраста только один, так что найти адрес оказалось несложно.

— Хочешь, я поеду с тобой? — предложил Юхан.

— Нет, думаю, будет лучше, если я поеду одна. Тут профессиональная тайна и все такое.

— Понятно. Но позвони мне, когда дело будет у тебя.

Когда мальчики вернулись, оказалось, что Тим и Том повздорили.

— Он все проиграл один, — заговорил Тим, показывая на Тома. — Придурок гребаный!

Сдерживая улыбку, Чарли посмотрела в глаза Тиму и сказала, что так нельзя говорить о своем брате — вообще ни о ком нельзя.

— Думаю, надо выдвигаться, — сказала Чарли. — Пойдите скажите вашим братьям, что мы едем домой.

Мальчики ушли. Чарли видела, как они то и дело пихают друг друга локтями в бок.

— Ну что ж, нам пора.

Чарли кивнула в сторону двери.

— Я тоже пойду, — сказал Юхан. — В смысле — к себе в номер.

— Ну… созвонимся.

Ей хотелось обнять его, но она не стала этого делать.

Мы с Полем сидим в церкви на нашем обычном месте и пытаемся подпевать летнему псалму, который исполняется на слишком высоких тонах:

Когда начинает говорить пастор, Поль протягивает мне записку.

«Пастор — воплощение нонсенса, облаченного в длинные одежды!»

Он шепчет мне, что это не его слова, когда я говорю, что мне они нравятся. Это цитата из Кьеркегора.

— Поль! Франческа! — произносит директор за нашими спинами, когда служба закончена. — Я хочу поговорить с вами обоими у себя в кабинете. Немедленно.

Вместе с директором мы идем в его кабинет с мебелью темного дерева и пыльными книгами. Там мы вынуждены стоять и выслушивать долгие рассуждения о том, как необходимо соблюдать правила школы. Потому что если их не выполнять, нам обоим хорошо известны последствия: звонок домой, предупреждение и наконец… мы и без него знали, что происходит после третьего предупреждения.

— А если вас исключили, — продолжает директор, но теперь он смотрит только на Поля, — то плата за семестр не возвращается. Помните об этом.

— Мы им не подходим, — говорю я, когда директор наконец отпускает нас.

— Зато мы подходим друг другу, — отвечает Поль. — Мы Паоло и Франческа.

Тут он начинается смеяться и говорит, что только сейчас задумался о наших именах.

— А кто такие Паоло и Франческа?

— Ты что, не читала Данте?

— Я о нем слышала. Это ведь он писал об аде?

Поль кивает: да, так и есть, а Паоло и Франческа — два персонажа, навсегда застрявшие в вечных ветрах преисподней.

— Почему?

— Страсть. Измена.

— За это попадают в ад?

В голове у меня возникает образ папы, подхваченного торнадо.

— Никакого ада не существует, — говорит Поль.

— Мне все равно нравится.

— Ад?

— То, что Паоло и Франческа в вечных ветрах.

— Кошмарный сон, — отвечает Поль. — Я не могу даже на карусели прокатиться, так меня укачивает.

Я хочу сказать, что меня привлекают не ветра. Просто я, если мне суждено трепетать в плену вечного шторма, не нашла бы себе лучшего попутчика, чем Поль Бергман.

Они снова сидели в машине. Мелькер и Нильс вполголоса обсуждали, что победили в игре, участвовать в которой разрешается с восемнадцати лет.

— Ты же сказала, что у тебя нет мужа, — заявил Тим, сидящий на переднем пассажирском сиденье.

— Ну да.

— А Юхан?

— Юхан просто друг. Иногда можно просто дружить, знаете ли.

— Папа говорит, что так не бывает, — сказал Мелькер. — Он говорит, что между людьми противоположного пола всегда существует напряжение.

Чарли подняла глаза на зеркало заднего вида и поймала серьезный взгляд Мелькера.

«Твой папа ошибается, — хотелось ей сказать. — Он судит о других по себе. Твой папа — самовлюбленный негодяй».

— Почему тот дядька был такой вредный? — спросил Тим.

— Какой дядька? — спросила Чарли.

— Да пьяница какой-то. Подошел к нам, когда мы играли, — ответил Мелькер.

— Но почему он говорил такие ужасные вещи про папу? — продолжал Тим.