Сьюзен Хилл - Чистые сердцем

Он остановился рядом с машиной своей матери. Дождь утих. Саймон постоял минуту, глядя на свет, струящийся из окон загородного дома. Откуда-то изнутри он услышал, как дети визжат от смеха.

Что, в этом была вся проблема? Он возвращался к этому вопросу уже тысячный раз со смерти Фреи. Это могла бы быть она — в таком же доме, как этот, ждать его; это могли бы быть его дети…

Он поморщился от боли. А между тем он даже не всегда мог вспомнить, как она выглядела. Они поужинали вместе. Потом они выпили у него в квартире. Это было…

Что, конкретно? Конкретно — ничего.

Легко сожалеть ни о чем.

Он прошелся по гравию и открыл дверь на крыльце. Из-за нее пахнуло жареной курицей.

— Привет.

Его сестра Кэт, с округлившимся от беременности лицом и огромным животом, вышла из кухни, чтобы встретить его. Внезапно Саймон подумал, что именно из-за этого ничего не было. Фрея не была Кэт. Никто не был Кэт. Никто никогда не сможет быть Кэт.

— Дядя Саймон, дядя Саймон, у меня есть хомяк, его зовут Рон Уизли, пойдем посмотрим!

Он решил остаться на ночь. Так что сейчас он переоделся в спортивный костюм своего зятя. Он сидел за кухонным столом рядом со своей матерью, перед ними стояли остатки яблочно-черничного пирога и вторая бутылка вина. Крис, прислонившись к столешнице, наблюдал, как процеживается кофе.

— Я хотела, чтобы вы все собрались здесь, — сказала Мэриэл Серрэйлер. Она сидела очень прямо, совершенно неподвижно. «Немножко напряжена» — так выразилась Кэт. Но напряжение было в его матери всегда, сколько Саймон ее помнил, — улыбчивое, фарфоровое, причесанное напряжение.

— А что насчет папы?

— Я уже сказала тебе, он у масонов.

— Он должен быть здесь, у него есть право высказать… Все, что он хочет.

Крис Дирбон подал кофе на стол.

— Давайте поговорим об этом сейчас, — он быстрым жестом положил руку Кэт на плечо. — Все равно я более или менее знаю, что думает Ричард. Я говорил с ним в больнице.

Кэт повернулась и взглянула на него.

— Что? Ты мне об этом не говорил.

— Я знаю.

Один его голос успокоил и смягчил Кэт — Саймон это видел. Его сестре повезло. Это был счастливый брак.

— Значит, он говорил с тобой, хотя не говорил со мной, — сказала Мэриэл Серрэйлер тихо.

— Ну, конечно. Это проще, разве нет? Вы это знаете. Я заинтересованное лицо, но я не сын Ричарда и я врач. Не беспокойтесь об этом.

Мэриэл остановила на нем взгляд.

— Я не беспокоюсь, — сказала она. — Это для меня пройденный этап.

Саймон не мог ничего сказать. Он сидел за одним столом с группой специалистов-врачей. Они смотрели на это с другой точки зрения, даже несмотря на то, что человек, которого они обсуждали, был для них дочерью, сестрой, свояченицей. Их отстраненность была ему недоступна.

— Она, вероятно, умрет, — сказала Мэриэл, и в этот момент ее голос изменился, это был голос старшего медицинского консультанта, бесстрастный твердый тон сочувствующего, но незаинтересованного практикующего врача. — Она очень ослаблена этой болезнью, и речь не только о ее легких, которые просто не могут побороть пневмонию, вся ее иммунная система изношена, ее сердечные показатели плохие. Но мы думали, что она умрет еще сорок восемь часов назад… и раньше… Но этого не происходит. Настало время обсудить ее лечение.

— Кажется, они знают, что делают, — сказал Саймон. Но он понимал, что его слова не подходят; не об этом, вероятно, шла речь.

— Конечно. Вопрос в том… Сколько времени ей нужно, чтобы умереть? День? Неделя? Чем дольше они вливают в нее антибиотики, а также растворы и сальбутамол, тем дольше это будет тянуться.

— Ты хочешь, чтобы они приостановили лечение? — Кэт протянула руку и налила себе воды из графина. Ее голос был таким же усталым, как и ее вид. — Я не видела ее на этой неделе, так что мне тяжело высказывать мнение. Ты видел, Крис.

— Сложно сказать.

— Нет, — сказала Мэриэл Серрэйлер, — не сложно. На самом деле все довольно просто. Качество ее жизни было сомнительным и раньше, и в будущем его улучшения ожидать не приходится.

— Вы не можете об этом судить. Как вы вообще можете об этом судить, откуда вы знаете? — Саймон сжал кулаки, заставляя себя говорить спокойно.

— Ты не доктор.

— Какое здесь это вообще имеет значение?!

— Сай…

— У тебя нет профессионального опыта, который позволил бы тебе оценивать ее состояние.

— Нет, у меня есть только человеческий.

— И разве он не говорит тебе, что качество ее жизни на нуле? Это совершенно очевидно.

— Нет, не очевидно. Мы не знаем, что творится у нее в голове, мы не знаем, что она чувствует, что думает.

— Она не думает ничего. У нее нет способности разумно мыслить.

— Но так же не может быть.

— Почему?

Кэт разразилась слезами.

— Хватит, — сказала она. — Я не хочу это слушать, не хочу, чтобы подобного рода разговоры звучали у меня дома.

Крис поднялся и подошел к ней.

— Очевидно, в данный момент никто не способен вести рациональную дискуссию по этому поводу, — сказала Мэриэл Серрэйлер. Она встала, спокойно отнесла свою кофейную чашку к посудомоечной машине и загрузила ее туда. — С моей стороны было неразумно ожидать этого. Прошу прощения.

— Что ты собираешься делать?

Мэриэл посмотрела на своего сына.

— Я поеду домой.

— У тебя нет никакого права принимать решения касательно Марты, ты знаешь это.

— Я прекрасно знаю, какие у меня есть права, Саймон.

— Ради всего святого! — Кэт вцепилась в руку Криса, слезы текли у нее по лицу.

— Тебе пора в кровать, дорогая, — сказала ее мать.

— Не говори со мной так, я не маленький ребенок.

Мэриэл наклонилась и поцеловала Кэт в макушку.

— Нет, ты беременна. Я поговорю с тобой завтра.

Телефон зазвонил в ту секунду, когда она уже взялась за свою сумку. Крис жестом попросил взять трубку Саймона, который сидел ближе всех.

— Кто это?

— Саймон.

— Да. Твоя мать там? — Ричард Серрэйлер был как всегда краток.

— Она как раз собирается домой. Ты хочешь поговорить с ней?

— Скажи ей, Китс только что звонил из больницы Бевхэма.

— По поводу Марты? — Саймон сразу почувствовал молчаливое напряжение, повисшее в комнате за его спиной.

— Да. Она пришла в себя. Она в сознании. Я еду туда прямо сейчас.

— Я скажу им.

Саймон положил трубку и обернулся. Ему хотелось смеяться. Танцевать. Ликовать всем назло.

Он посмотрел в лицо своей сестры — залитое слезами, опухшее, с огромными глазами.

— Очевидно, Марте гораздо лучше, — мягко сказал он.

Когда он снова вошел в палату сорок минут спустя, он был один. Его мать сказала, что больше не может видеть больницу, а у Кэт просто не было сил.

— Тебе не нужно ехать туда, — сказала Мэриэл Серрэйлер. — Никому из нас не нужно. Твой отец сейчас там.