Михаил Черненок - Кухтеринские бриллианты

Когда Сергей с Димкой, позванивая в кармане «трудовыми денежками», забежали в магазин, у прилавка, напротив тетки Брони, сутуло возвышался мрачный, будто обозленный на весь мир, дед Иван Глухов. Выставив свою кержацкую бороду, он зло спрашивал:

– Ну, дак и что мне теперь делать, Бронислава, и что?!.

– Что хочешь, Иван Скорпионыч, то и делай! – твердо отвечала заведующая. – На прошлой неделе ты у меня мешок сахару-песку купил?… Купил!… А теперь еще столько же тебе подавай?… Что ж я другим буду продавать, по-твоему?…

– Я русским языком сказал: тот мешок у меня забрал племяш.

– Чего он к тебе повадился?… Прошлый раз ты холодильник ему купил. Знала б, что не себе берешь, ни в жизнь бы ты у меня холодильника не увидел!

– Дак я что, бесплатно у тебя холодильник или сахар взял?

– Не бесплатно. Только надо понять, что товары сельмаг получает для своих жителей, а не для разных там сродственников. Вот твой племяш теперь наварит варенья, а из березовских жителей ктой-то может на бобах остаться, без сахара.

– Будто ты его тютелька в тютельку получаешь, сахар. Другие тож по мешку волокут. Ну, хоть с десяток килограммов отпусти…

– Не могу, дед Иван! – отрубила тетка Броня и колобком подкатилась вдоль прилавка к мальчишкам. – Вам чего, детки?

– Книжки бы нам, теть Бронь, – сказал Сергей. – Деньги у нас есть, может, купим.

– Так у меня ж, кроме как про тракторы да автомашины, никаких книг в магазине не имеется.

– Мы, может, и про тракторы купим.

– Книжки – это дело хорошее. И тракторы с машинами вам надо изучать. Вырастете, механизаторами в колхозе станете. Счас, детки, достану вам книжки… – тетка Броня попыталась отодвинуть от прилавка какой-то полный мешок, но, не управившись с ним, позвала Скорпионыча: – Дед Иван, помоги сахар переставить.

Скорпионыч, скрипнув кирзовыми сапогами, зашел за прилавок и без помощи заведующей поднял мешок так легко, будто в нем был не сахар, а вата.

– Ничего себе, пенсионер… – шепнул Сергею на ухо Димка.

Сергей взглядом показал на большущие сапоги Скорпионыча и тоже прошептал:

– Размер сорок пятый растоптанный носит. Вот такие следы возле лодки были, когда в туман Гайдамачиха встречала. Где он тогда на острове глину нашел? Надо было сегодня поискать…

– Нате, детки, глядите, – тетка Броня положила перед мальчишками несколько книжек и повернулась к Скорпионычу, – А ты, дед Иван, не клянчи, не жди, сахару больше не получишь.

– Бронислава, смородины ведро пропадает. Ну, хоть с десяток килограммов… Уж я и так к тебе мылюсь, и этак…

– А ты, дед Иван, мылься не мылься – бриться не придется. Иди домой, иди…

Однако Скорпионыч уходить не собирался. Он только сердито зыркнул на зашушукавшихся было мальчишек, вышел из-за прилавка и прислонился к стене, словно решил во что бы то ни стало выторговать у несговорчивой тетки Брони до зарезу нужный ему сахар. Заведующая «Сельмага» принципиально отвернулась от старика и демонстративно стала нащелкивать костяшками счетов.

– Ну, хоть махры с пяток осьмушек продай, – виноватым голосом попросил дед Глухов.

– Махры хоть ящик бери. Кроме тебя, ее счас никто не покупает. На папиросы колхозники перешли.

Тетка Броня выложила на прилавок несколько пачек махорки, взяла у деда Глухова деньги и снова принялась стучать костяшками счетов. Дед Иван, спрятав махорку в карманы, опять прислонился к стене.

Молчание затянулось ненадолго. Дверь сельмага громко хлопнула. Запнувшись за порог большими, почти как у Скорпионыча, сапогами, в магазин ввалился морщинистый Торчков.

– Здравия желаю, кумпания! – одним залпом бодро выкрикнул он и, по-утиному переваливаясь, подошел к прилавку.

– Здорово, Кумбрык, – лениво ответил дед Иван Глухов. – Похмеляться явился, родимый?

Торчков облокотился на прилавок, повернулся к старику:

– Таперича, дорогой Иван Скорпионыч, ша – этому делу сказал!… Щас председатель колхоза Игнат Матвеевич товарищ Бирюков такой перцовки влил – без похмелки проветрило, – порылся в одном из карманов, звякнул по прилавку мелочью. – Откупорь-ка, Бронислава, газировочку. Переключаюсь с алкогольных напитков на безалкогольную прохладительную жидкость.

Тетка Броня подала бутылку лимонада, усмехнулась;

– С чегой-то ты так сурово настроился?

Торчков почесал затылок, как будто раздумывал, стоит ли рассказывать, и тут же махнул рукой.

– В вытрезвиловку, Бронислава, в райцентровскую на той неделе попал, а сегодня уже бумагу прислали председателю с описанием моих похождений.

– И чего ж ты там отчебучил?

– В ресторане «Сосновый бор» бушевал, говорят, хлеще, чем Потеряево озеро в непогоду.

– И с чего так раскуражился?

– Шут ее, редьку с квасом, знает. Первый раз в жизни такой зык укусил. Теперь – ша! Поклялся председателю колхоза, что до самой пенсии в рот не возьму. Ни-ни, Бронислава!… Теперича у меня другой план в жизни наметился. Перво-наперво надо добиться от колхоза пенсии. Мне ж до пенсионного возраста работать осталось кот наплакал…

– Молодые годы в пожарке проспал, а к старости пензию ищешь, – вставил дед Глухов.

– Не бурузди что попало! – окрысился на него Торчков. – Это как посмотреть, кто проспал!… Я, к примеру, в Отечественную войну от звонка до звонка на племенном заводе кубанцких лошадей ростил. Сам кавалер… ка-ва-ле-рийский генерал по хвамилии… – Торчков потер морщинистый лоб. – Хвамилию не помню, но кады он на завод приезжал выбирать для фронту лошадей, рукой подать возле меня стоял и говорил в полный голос призывающую к победе речь!… И после победного конца войны я в первый же год явился в родной колхоз для продолжения мирной жизни. – Торчков ядовито прищурился. – А ты, Иван Скорпионыч, в каких местах ошивался в трудные для государства военные годы? И кады ты после войны в Березовку прибыл, а?… Ежели забыл, напомню: ты после войны еще пять лет в тюрьме отсиживал. За какие такие дела, интересно знать, ты в тюрьму попал?…

– Кумбрык!… – грозно сверкнул глазами Скорпионыч. – Гляди, довякаешься!

– Ну-ну-ну!… – Торчков помахал перед своим носом пальцем. – Не больно-то хвост поднимай. За хвулиганские выходки и пенсионерам гайки закручивают. Теперича у меня с председателем колхоза, можно сказать, дружба, а колхозная контора, как тебе известно, супротив сельмага находится. Махну в окошко – Игнат Матвеевич тут как тут будет, а сын его Антон Игнатьич в милиции служит…

– Ты меня тюрьмой не попрекай! Я посля тюрьмы двадцать пять лет трудового стажа наработал и по закону вышел на пензию, – прежним тоном оборвал Торчкова дед Глухов.

– И правда, чего это ты Ивану Скорпионычу тюрьму припомнил? – заступилась тетка Броня. – Об этом уж в Березовке никто не помнит…