Уильям Лэндей - Мишн-Флэтс

Похоже, в меня надо почаще стрелять. После этого я становлюсь сентиментальным и покладистым.

Кэролайн дала мне полицейскую куртку, чтобы я не бегал по городу в своей, окровавленной, затем потянулась к телефону.

– Ты кому хочешь звонить? – спросил я.

– В полицию. Ведь в тебя стреляли!

– Не надо.

– Шериф Трумэн, не ломай комедию! О таком следует докладывать!

– Ничего подобного.

Я решительно отнял у нее трубку.

– Все это так непонятно, – сказала Кэролайн. – Кому взбрело в голову стрелять в тебя?

– Не знаю. Может, вид у меня слишком провинциальный; таких в Бостоне не любят и заваливают прямо на улицах.

– Нормальный у тебя вид. Хватит прибедняться.

Я не знал, как это воспринимать: как комплимент или как упрек в закомплексованности?

– Кому-то не нравится, что я копаюсь в деле Траделла, другого объяснения быть не может. Кому еще я мог перебежать дорогу? Фрэнни здесь, в офисе? Мне надо с ним побеседовать по душам. Его одного я пока не раскрутил на откровенность. А пора. Он, собака, лгал мне с самого начала!

– Он тут, в офисе.

Я встал.

– Погоди!

Кэролайн опять потянулась к телефону.

– Я сказал: никакой полиции!

– Я звоню отцу.

– А, другое дело. Он мне в нынешней ситуации очень нужен.

– Бен, можно я тебе кое-что посоветую? Как Фрэнни отреагирует на твой наезд – предсказать трудно. Поэтому лучше позвони Керту. Если ты придешь не один, а с Кертом, Фрэнни будет как шелковый.

– Ох уж этот Керт! Тебе не кажется, что он чересчур крутой – до идиотизма?

– Конечно, он слегка дубоват. Но, Бен, если есть на свете полицейский, которому ты можешь безоглядно доверять, – это Керт!

Казалось, Фрэнни нас поджидал. За несколько часов после нашей последней встречи он заметно изменился, выглядел замученным и подавленным, без следа прежнего бодрячества и агрессивности. Не знай я его, подумал бы, что все это время он проплакал, запершись в своем кабинете. Однако на самом деле он скорее всего просто продолжал пить – глушил тоску-печаль.

Когда мы возникли в дверях, Фрэнни лишь поднял на нас глаза и не двинулся с места. Мы пришли целой делегацией: Кэролайн, Джон Келли, Керт и я.

– Ага, вся шайка здесь. – Фрэнни взял стоявшую перед ним бутылку пива и сделал большой глоток. – Вы уж, ребята, меня не выдавайте. Бутылочка пива на рабочем месте – не большой грех.

Он помолчал, глядя, как мы рассаживаемся.

– Да-а, быстро вы работаете...

– Фрэнни, – спросил я не без торжественности, – ты хочешь вызвать своего адвоката?

– Опять ты про адвоката... Нет, зануда, мне адвокат до одного места...

На рабочем столе Фрэнни стояла большая фотография, которую я видел в офисе Данцигера. Групповой снимок сотрудников отдела спецрасследований: Боб Данцигер, Фрэнни Бойл, детектив Арчи Траделл, Хулио Вега, Мартин Гиттенс и десяток других молодых парней. Все счастливые, одна семья... Троих больше нет.

– Фрэнни, – сказал я, – Боб Данцигер просил тебя о помощи. Ведь вы с Хулио Вегой были последними свидетелями по тому старому делу. А Данцигер планировал найти наконец истинного убийцу Траделла.

Молчание.

– Он просил тебя о помощи? А может, даже хотел официально вызвать тебя в суд для дачи показаний?

– Мне не нужна была повестка, чтобы рассказать правду, – начал Фрэнни. – Данцигер стал давить – дескать, ты обязан ради памяти покойного Арчи и все такое... Не понимал, дурак, какую снежную лавину он вызывает, во что лезет. Ну, я ему все и выложил. – Фрэнни помолчал. Создавалось впечатление, что он трезвеет на глазах. По крайней мере его речь становилась более связной. – Видать, и я кончу так же – с пулей в башке. Все равно лучше, чем моя нынешняя жизнь!

Я хочу теперь особо отметить, что Фрэнни Бойл, согласно рассказам Кэролайн, некогда был самым красноречивым, самым харизматическим прокурором в Бостоне – гроза всех преступников и адвокатов.

Правда, он не всегда обращал внимание на юридические тонкости и мог ляпнуть в ораторском запале такое, что давало защите возможность подать апелляцию и добиться нового слушания. Его даже прозвали «мешок апелляционных поводов». Поэтому городской прокурор приказал на процессы по тяжким уголовным преступлениям сажать рядом с Фрэнни Бойлом – в качестве своего рода няньки – специалиста по апелляционному праву. Стоило Фрэнни ради красного словца нарушить тот или иной пункт законодательства, как его коллега вскакивал и брал его слова обратно – просил не заносить их в протокол. Это выглядело достаточно комично и не всем судьям нравилось, но – работало.

Если, как принято, прокурорский талант оценивать по количеству выигранных дел, то тут Фрэнни Бойл не знал себе равных.

Со временем непобедимость стала предметом его гордости, и у него развилось болезненное желание побеждать всегда.

Так для боксера, который все свои бои побеждал нокаутом, с какого-то момента победить просто по очкам или разочек проиграть становится немыслимым позором.

Разумеется, в своем рвении Фрэнни Бойл засудил немало невинных людей – практически из интереса. Если подсудимый явно не виновен, это не повод согласиться с оправданием, а просто более сложный случай, который требует удвоенной работы.

Годы депрессии и пьянства положили конец блестящей карьере. Но теперь, когда Фрэнни Бойл начал рассказывать, я мог убедиться, что его художественный талант не пропал. Великолепный рассказчик, он умел вжиться в других людей и домыслить то, чего не видел и не слышал. Однако то, что замечательно для писателя или для светского льва, далеко не всегда хорошо в суде, перед присяжными, где фантазия даже в мелких деталях должна караться как юридическая безграмотность.

Конечно, я не запомнил его рассказ дословно. Передаю в общем и целом. История правдива, хотя многие подробности Фрэнни Бойл явно придумал для закругленности повествования.

Двадцатое марта 1977 года. Четыре утра.

Фрэнк Фазуло не хотел умирать, цеплялся за жизнь до последнего.

Левым локтем он обнял двутавровую балку и прижался к ней так, что ребра ныли. Здесь, на нижнем уровне Тобин-бриджа – моста через Мистик-Ривер, – ветер был почти штормовой силы, и мороз чувствовался вдвойне. Проклятый ветер норовил смахнуть Фрэнка как муху с жердочки. Да только Фазуло, к сожалению, не муха – летать не умеет.

Фазуло мороза не чувствовал, но держаться голыми руками за металлические балки было невозможно. Руки хоть и не примерзали, однако немели за считанные секунды.

Дело было дерьмо. Прыгать вниз – никакой охоты. А вернуться – хрен теперь вернешься! Обратного пути нету. Чтоб вам всем в аду гореть, копам сраным!

– Я не могу! – заорал Фазуло. – Я не могу, так вашу перетак!