Джон Кризи - Участь полицейского

– Хорошо, сэр.

Роджер толкнул дверь и заметил, что Морин О'Мали еще больше сжалась, – ни дать ни взять затравленный зверек. Глаза ее совсем запали, и глубокие морщины, казалось, подчеркивали скорбное выражение лица.

Женщина-агент вытащила блокнот и ручку, но Роджер сделал знак, что это пока не нужно, и подошел к миссис О'Мали. Во весь свой высокий рост возвышаясь над креслом, он разглядывал задержанную, которая тихонько шевелила губами, вздыхала и то и дело украдкой вытирала глаза тыльной стороной ладони.

– Почему вы их отравили? – бесстрастно осведомился Уэст.

Она не ответила.

Роджер пододвинул стул, сел на него верхом и нагнулся к самому лицу ирландки:

– Ломать комедию бесполезно, миссис О'Мали, это вам нисколько не поможет. Я хочу знать, почему вы вчера подсыпали в свою стряпню отраву.

Морин посмотрела на суперинтенданта пустыми глазами, как будто смысл вопроса до нее не дошел.

– Вы ведь знаете, что по вашей вине погибли два человека?

Глаза ирландки наполнились слезами, но она не проронила ни звука.

– А вам известно, что за такие вещи полагается пожизненное заключение?

По щекам кухарки заструились слезы, но она уже больше не пыталась их вытирать. Казалось, несчастная перенесла такой шок, что, хотя и слышит вопросы, не в состоянии открыть рот. Но возможно ли это? Уэст в полном недоумении смотрел на Морин, представляя, по показаниям миссис Адамс, как она выходила из дома доктора Гэлбрейта. Почему она ударила Пила? От страха? Может, и сейчас ей мешает говорить панический ужас?

– Вы знаете, что виновны в смерти доктора Гэлбрейта? – продолжал настаивать суперинтендант.

Морин попыталась заговорить, но издала лишь несколько бессвязных звуков.

– И если миссис Мэллоуз не перенесет ожогов, ее смерть тоже ляжет на вашу совесть.

Ирландка посмотрела на Роджера и шевельнула губами. Все ее тело судорожно задергалось. Невольно складывалось впечатление, что женщина борется с нервным параличом, и Роджеру вдруг стало ее жаль. Хорошо, что он догадался вызвать врача! Только бы тот явился поскорее...

В первый раз с начала допроса суперинтендант отвернулся от арестованной и посмотрел на охранницу:

– Она все время такая?

– Да, сэр, она не...

– Это гнусная ложь! – распрямившись, словно пружина, вдруг крикнула Морин О'Мали. – Я никогда никого не убивала! Слышите? Я лишь хотела, чтоб они немножко поспали. Вы бы и сами могли догадаться, что я ни за что не стала бы причинять вред доктору. Она всегда была так добра ко мне... Я не хочу, чтобы она умирала! Не хочу! Бог мне этого не простит!

Морин О'Мали казалась живым воплощением самого безутешного отчаяния, в голосе ее звучало неподдельное горе. И у суперинтенданта появилась надежда, что теперь допрос пойдет нормально, скоро женщина во всем признается.

– Доктор и в самом деле замечательная женщина, – кивнул он.

– Ангел милосердия! Если есть на земле святые, то доктор Мэллоуз – точно, одна из них, сэр.

Наконец-то ее лицо утратило напряженное выражение. Глядя полицейскому в глаза, Морин добавила:

– Скажите, она ведь не умрет?

Роджер чувствовал, что охранница наблюдает за ними. В то же время он решил, что ирландка вовсе не притворяется, а значит, излишнюю жесткость проявлять не стоит.

– Миссис Мэллоуз в очень тяжелом состоянии, но врачи не теряют надежды.

– У нее глубокие раны?

– Только на руках и на ногах, больше ничего.

– Благодарение Богу! – Ирландка набожно перекрестилась, но тут же, видимо, о чем-то подумав, с тревогой посмотрела на суперинтенданта. – А лицо?

– На нем не останется ни единого шрама.

– Вы сняли с моей души тяжкий камень, сэр.

Морин снова откинулась в кресле, и Роджер повернулся к охраннице:

– Принесите нам чаю, хорошо?

Как только женщина вышла, Уэст окинул ирландку изучающим взглядом. Щеки немного порозовели, но глаза затравленно бегают.

– Вы хотели ее убить? – внезапно спросил Роджер.

Кухарка возмущенно вскинула голову:

– Какой жестокий вопрос! Вы же сами знаете, я готова жизнь отдать за нее!

– Я знаю лишь, что по вашей милости...

– Это не я устроила пожар!

– Не будем пока об этом. Зачем вы их усыпили?

Морин, не отвечая, отвела глаза.

– Если вы ничего не расскажете, доктора Мэллоуз, возможно, снова попытаются убить.

Ирландка задохнулась от ярости и, вцепившись в подлокотники кресла, крикнула:

– Вы что, издеваетесь надо мной?!

– И не думаю. Кто-то поручил вам подсыпать в еду снотворного, пообещав, что оба доктора всего-навсего немножко поспят. Я не ошибся?

– Нет.

– Но на самом деле они должны были сгореть во сне!

– Клянусь, я ни о чем таком даже не догадывалась...

– И теперь, раз миссис Мэллоуз осталась в живых, логично предположить, что убийца снова захочет ей нанести удар.

– В больнице до нее никому не добраться! Там она в безопасности! – воскликнула Морин.

– Это, судя по всему, человек упрямый и решительный и ради того, чтобы достигнуть цели, наверняка найдет ловкий ход. Поверьте мне, жизнь доктора Мэллоуз в ваших руках. Так кто же убийца, миссис О'Мали?

Она наклонила голову, перекрестилась и, как будто молясь, зашевелила губами. Роджер мысленно пожелал, чтобы охранница задержалась еще на несколько минут, – интуиция подсказывала ему, что ирландка вот-вот сдастся. Суперинтендант с любопытством вглядывался в лицо миссис О'Мали, и неожиданно до него дошло, что между кухаркой и Джеймсом Донованом существует большое внешнее сходство. Тот же широкий лоб, густые брови, нависшие над глубоко посаженными глазами, и нос, настолько приплюснутый, что кажется сломанным.

Морин продолжала беззвучно молиться.

– Джеймс Донован ваш брат, не так ли? – вкрадчиво произнес Роджер.

Шевелящиеся губы миссис О'Мали замерли. Казалось, ирландка почти перестала дышать.

– Так, значит, всем верховодит Джеймс? – снова спросил Уэст.

– Да... Джеймс.

– Ваш брат? – настаивал полицейский.

– Да. – Она вцепилась в руку суперинтенданта. – Я вам ничего не сказала, верно? Вы сами узнали?

– Разумеется.

– Поймите, это мой родной брат. Я не могу его предать.

– Где он, О'Мали?

– Не знаю.

– Ну теперь-то какой смысл обманывать? Вранье только усугубит ваше положение.

– Ну что вы ко мне пристали? Не знаю я ничего!

– Когда вы его видели в последний раз?

– Вчера утром, в "доме отдыха".

– Значит, это он был тем другом, которого вам якобы порекомендовал родственник?

– Разве я не имею права солгать, защищая собственного брата?

– Давайте поставим вопрос иначе: зачем вам лгать, выгораживая брата, который хочет убить доктора?

Морин не ответила. Губы ее кривились, и было видно, что сейчас она снова заплачет. Надо было немного подождать, дать ей время взять себя в руки. И Уэст опять от души пожелал, чтобы охранница помедлила еще несколько минут.