Артём Чепкасов - А любить никто не хотел

И, всё-таки, теперь, закончившимся уже вечером, её преследовал он. Контролёр. Больше попросту некому. А она, идиотка несусветная, только сейчас сообразила, таксист, так легко согласившийся на дальнюю поездку и привезший её в Кемерово, тоже был кавказцем. И глупо сомневаться, что именно через него контролёр столь быстро нашёл её в другом уже городе. У него везде свои люди, иначе он не был бы тем, кто есть. Ей ли не знать. И об этом говорило уже одно то, что пять лет назад к теракту в незнакомом, чужом Новосибирске, у них всё было готово меньше, чем за полнедели. И только излишняя самоуверенность да обнажённое тело Анны, которое так нравилось её мужу, беспощадно обманули тогда контролёра.

Но больше он промашки не допустит. Пока она жива, ему самому дальше никак нельзя. А потому нынче уже точно всё!

Заорать у не вышло. Огромный спазм беспощадно сдавил горло. И когда женщине, позабывшей обо всех внутренних засовах на входной двери, показалось, что убийца уже зашёл в комнату и она видит его чёрные, полные праведного гнева, глаза, шальной ветерок, играючи ворвался в комнату через балконную дверь и залихватски поманил за собой.

И, прыгая с балкона, Анна уже ни о чём не думала и ничего не боялась. Будь, как будет. И ей снова не было страшно. И никогда уже больше не будет.

И ещё, в самый последний момент, отчего-то подумалось, она же никогда не любила среды. Ещё школьницей и потом студенткой в такие дни обязательно опаздывала на занятия. Ни туда – ни сюда, да и, вообще, не ясно, куда, от этих скверных серединок. Так чему же теперь удивляться? Ей ещё при зачатии уготовано было сдохнуть в среду и не иначе.

Боли Анна не почувствовала. Мягкая, добрая, ласковая земля приняла её, как родную дочку и заботливо укрыла травинками лицо, словно хотела пощекотать, чтобы заставить жить дальше, но только Анна этого не желала и счастливо улыбнулась, когда в больших её красивых от редкого светло-серого цвета глазах померк свет тёплого летнего вечера.

– Ну, чего? Чего ты мне тут болтаешь башкой своей бестолковой, белёсой туды – сюды? – Ковалёв раздражённо посмотрел на игрушечную жизнерадостную собачонку на панели приборов.

Взглянув на себя в зеркало заднего вида, он остался недоволен пуще прежнего, когда час назад, проспав, подскочил с постели, словно боец первой недели службы при команде «Подъём»!

– Соглашаешься со мной? Нет? Осуждаешь, да? Типа, чего ещё можно было ждать при таком раскладе? Типа, она вон какая, а я вон какой. Так, да? Чего молчишь, псина? Молви слово хоть. Кивать головой я и сам могу, нетрудно. А вот сказать, да так чтобы враз до человека дошло…

Сидя за рулём «Мазды» – новой машины и, пожалуй, единственного, что осталось у него от прошлой жизни и оттого безмерно ему дорогого, Ковалёв влип в пробку, отчего сильно злился и не находил себе места.

– Хорош вчерашний сотрудник областного главка. В первый же день на новом месте опоздал на службу, а ведь когда-то других поучал дисциплине. Во, к тому же ещё и говорить сам с собой начал. Всё, дальше некуда.

В отчаянии Ковалёв с силой нажал на гудок. Пробка не шелохнулась. Лишь кто-то из соседей бибикнул в ответ.

– Дразнят, не иначе. Весь город уже знает, кто я такой. Как высоко сидел и как низко грохнулся, – И Николай издевательски щёлкнул пальцами по уже было замершей резиновой мордашке, будто ударил сам себя. – Да, всё, всё, угомонись ты уже. Не болтай, говорю, башкой своей тупой. У меня она такая же.

Ковалёв сделал погромче магнитолу, но вечно шутящий над жизненными неурядицами ведущий «Русского радио» в этот раз не спас. Не помогла и Слава, безнадёжно увещевавшая его, что он, Ковалёв, один такой весь из себя классный да прекрасный.

Ничего классного. Вообще, всё по-дурацки вышло.

Как, когда, а, главное, зачем устроился на службу в милицию, Ковалёв уже и не помнил. Хотя, если быть прямо вот совсем – совсем честным и в первую очередь с самим собой, то помнил, да ещё как. Такое приключение и захочешь, а не забудешь. Такое в жизни, повисшей тогда, много лет назад, буквально на волоске, если раз и бывает, да и то не с каждым. Книжку для слезливых домохозяек можно писать – обрыдаются. И он, пожалуй, ещё напишет, но сейчас не об этом нужно думать. О начале своей службы пока лучше, вообще, никому, ничего и ни за что. Ни единого намёка. Даже себе. Он теперь не в том положении, чтобы суметь защитить себя, если придётся. Нынче он – самый заурядный мент, ничего интересного. Пристукнут и спецзвания не спросят, не говоря уж о фамилии, а любимое начальство сольёт, как водится, разъяснив вездесущим журналюгам, сотрудник уволен ещё позавчера по отрицательным мотивам, спиртным злоупотреблял, ну и снова накатив грамм полтыщи, стал жертвой несчастного случая.

А думать теперь нужно о завершении карьеры милицейской. И найти такой вход из сложившейся ситуации, чтобы не пустым уйти, а хоть что-то поиметь с этой долбанной системы, а то она вон как круто его опустила. А, главное, за что?

Все эти семнадцать лет Ковалёв из кожи вон лез, доказывая, не зря его приняли на службу, спасли буквально от смерти. Он не просто старался быть лучшим, он им и был. И лучший именно в настоящем милицейском деле, а не в решении вопросов. Любую задачу ему поставь, он кровь из носу, а себя замучает, подчинённых до истерики доведёт, но приказ выполнит, и блестяще. Папам – генералам по медальке государственной очередной, прямо вот от батюшки – президента, начальникам управлений по очередной звёздочке большой на погоны, руководителям отделов – премия в приятно тяжёлых конвертах или подарок ценный, а ему, Ковалёву, ещё одна почётная грамота, а то и благодарственное письмо от начальника главка. Но он не роптал и продолжал успешно раскрывать убийства да изнасилования. Схема была обкатанной и как говаривал Глеб товарищ Жеглов: «Всё уже когда-то где-то с кем-то было. На том наш брат, сыщик, и стоит».

И Ковалёв стоял крепко, преследуя одну цель – до генерала дослужиться, ну или до полковника на крайняк, чтобы на пенсию сбежать с хорошим окладом, да обрасти связями нужными и могущими, дабы не остаться с краю по выходу в отставку. А уж он оплатит за оказанное доверие, не подведёт. Воровать не умеет и не хочет, но в работе – зверь.

Ну, а у лучшего в своём деле, как водится, и в остальном всё самое лучшее. Машина, пусть и в кредит, но из знатного салона, того, в который многие и зайти стесняются. Квартира опять. Пусть небольшая и съёмная, и даже не на свои деньги, а частично на подружкины. Зато в самом центре, в соседнем доме с губернатором и на одной лестничной площадке с известным не только в области, но и в стране адвокатом, да первым заместителем прокурора области.