Александр Горский - Пик правды

Эта бескровная битва длилась уже три десятка лет, доставляя огромное наслаждение обоим ее участникам. Единственным ее недостатком оказалось то самое третье обстоятельство, о котором супруги узнали лишь через пару лет семейной жизни.

Лидия Юрьевна имела склонность к полноте. Первые несколько лет эта фраза из ее уст звучала немного иначе: «Некоторую склонность к полноте», затем слово «некоторую» куда-то пропало, возможно затерявшись в начавших образовываться жировых складках. В связи с этим открывшимся позже других обстоятельством прозвище Хома обрело новый смысл, постепенно полностью вытеснив старый, так как все меньше людей имели представление о девичьей фамилии жены Хованского.

Включив радио, Дмитрий Романович увлеченно погрузился в кулинарные хлопоты. Согласно утвержденному им самим меню, праздничный завтрак должен был включать в себя следующие блюда: легкий овощной салат с брынзой и морепродуктами, более сытный салат с бужениной и маринованными огурчиками, фондю из четырех сортов сыра с креветками и хрустящим багетом, тарталетки с икрой и слабосоленой семгой, запеченная в духовке лазанья, а также заказанные еще вчера пирожные с творожной начинкой, которые с минуты на минуту вместе с цветами и выпечкой должен был доставить курьер. Томящиеся с вечера в холодильнике две бутылки Veuve Clicquot «Rich» Rose идеально подходили к планируемому скромному завтраку. Во всяком случае, Хомочка пила исключительно сладкое шампанское, полагая брют и прочие сухие и даже полусухие вариации шипучего напитка созданными исключительно для того, чтобы повышать кислотность и вызывать язву желудка.

Подпевая звучащей из динамиков мелодии, Хованский чуть было не пропустил телефонный звонок. Прежде чем ответить, он взглянул на экран и удивленно хмыкнул. Номер был незнакомым, более того – выглядел несколько странно.

– И что это у нас за Зимбабва такая? – пробормотал Дмитрий Романович, поднося смартфон к уху.

– Дима! Димочка! Это ты? – услышал он в телефоне взволнованный, показавшийся ему знакомым голос.

– Может, кому и Димочка, – недовольно буркнул Хованский, уменьшая громкость музыкального центра. – Вы кому звоните, мадам?

– Дима, это я, Димочка! – всхлипнула трубка. – Алла.

– Аллочка? – переспросил генерал и тут же испуганно оглянулся. Убедившись, что на лестнице не слышно шагов супруги, Хованский немного успокоился. – Радость моя, ты только не обижайся, но твой звоночек сейчас совершенно не вовремя. Вот прям совсем. Понимаешь, у меня тут праздничные, так сказать, хлопоты. Да, я тебя, конечно, тоже поздравляю…

– Димочка, у нас беда. – Из динамика вновь донеслись всхлипывания. – Они хотят его убить. Они прямо сейчас его убивают!

– Так, без паники! – Хованский всегда отличался быстротой реакции и умением понимать, когда ситуация действительно требует его вмешательства. – Говорим четко и внятно. Кто убивает, кого убивает? И адрес! Адрес мне давай, я сейчас группу вышлю.

– Я не знаю. – Всхлипывания на мгновение утихли, но затем разразились с новой силой.

– Алла, мать твою, – начал терять терпение Дмитрий Романович. – Чего ты не знаешь? Кого убивают? Где ты, черт тебя дери, находишься?

– Мы в «Ковчеге», – еле слышно донеслось из динамика.

Юрка проснулся от головной боли. Свесив ноги с дивана, он попытался нашарить ногами тапочки, но безуспешно. О том, чтобы наклониться, не могло быть и речи. Голова категорически возражала против любого резкого движения. Ей вторил желудок, явно желающий избавиться от части так и не переваренных за ночь продуктов.

Продукты… Разве это можно назвать продуктами? Передержанные на плите макароны с еще более разварившимися, разбухшими и полопавшимися сосисками, а к ним в придачу большая пластиковая упаковка с салатом. Как же он назывался? Кажется, боярский. Или царский? Посмотреть бы на тех бояр, которые бы его есть стали.

Кое-как поднявшись на ноги, Юрка медленно двинулся в сторону туалета. Да, салат оказался редкостной гадостью, хотя дело, конечно, совсем не в нем. Во всяком случае, голова болит точно не от мелко нарезанного непонятно чего, обильно приправленного майонезом.

Едва успев добраться до унитаза, Юрка переломился пополам, и его вырвало вонючей жижей, наполненной ошметками овощей и полукопченой колбасы, заменявшей в салате куриную грудку. Почувствовав себя немного лучше и забыв спустить в унитазе воду, Юрка поковылял на кухню. Конечно, можно было сперва зайти в ванную комнату и там умыться, но к чему делать лишние шаги, если на кухне тоже есть раковина?

На его счастье, в упаковке обезболивающего еще оставались последние две таблетки. Немного подумав, Юрка проглотил обе, запив их полной кружкой холодной воды из-под крана. Все. Теперь остается только ждать. Минут через двадцать, если повезет, через пятнадцать таблетки подействуют, и пульсирующая боль в голове начнет затухать. Разве что приоткрыть окно. Говорят, свежий воздух облегчает похмелье.

Потянув на себя оконную створку, Юрка поежился и тут же захлопнул ее обратно. Может быть, на календаре и весна, вот только природа об этом явно не в курсе. Тем более сейчас, под утро, когда набравший силу мороз чувствует себя полноправным хозяином на городских улицах.

Юрка взглянул на стоящие на холодильнике часы-радиоприемник. На темном экране тускло высвечивалось рубиново-красным: 06:39 06.03. Говоря по-русски, без двадцати семь, шестое марта. Суббота.

– Суббота, – простонал Юрка, в один миг вспоминая все события вчерашнего дня. Боль в висках откликнулась на его возглас мгновенно усилившейся пульсацией. Усевшись на табуретку, Юрка обхватил голову руками, ожидая, когда его страдания хотя бы немного уменьшатся, и жалобно заскулил, переполненный жалости к несчастному и никчемному существу, каковым он сейчас себе самому и представлялся.

А ведь ничего плохого вчерашнее утро не предвещало. Вовремя сработал будильник, сковорода с яичницей была своевременно снята с плиты, и даже на работу Юрка приехал на десять минут раньше обычного, в результате чего первым оказался в комнате для совещаний. Совещания шеф всегда назначал на девять ноль пять, великодушно предоставляя опаздывающим несколько дополнительных минут, чтобы успеть добраться до огромного овального стола, установленного посреди просторной комнаты с огромными окнами во всю стену (правда, всегда закрытыми жалюзи) и цифровым проектором под потолком. Шеф любил, когда сотрудники пользовались проектором. По его мнению, на большом экране диаграммы, показывающие динамику рентабельности и рост объемов продаж, смотрелись внушительнее и легче поддавались восприятию. Эту маленькую слабость шефу прощали, и на то было несколько причин. Прежде всего, трудно не простить что-то шефу, на то он и начальник (да и не просто начальник, а единоличный собственник всего предприятия), чтобы делать, что душе угодно, и требовать того, чего угодно этой самой душе от подчиненных. Во-вторых, шеф был мужик неплохой, заработная плата на предприятии начислялась своевременно и даже была хоть и немного, но выше, чем в среднем по городу, так что конфликтовать с руководством не имело никакого смысла. В-третьих, неплохой мужик был еще и крайне вспыльчивым, и все, кто не оценил значение первых двух пунктов, столкнувшись с проявлениями третьего, сразу понимали, что конфликтовать с руководством не имело никакого смысла. Зачастую понимали они это уже слишком поздно, получая на руки трудовую книжку в отделе кадров. К таким «тугодумам» Юрка всегда относился со снисходительной иронией. С одной стороны, жалко ребят, не все они были безнадежны, с другой – каждый кузнец своего счастья. И несчастья тоже. Что выковали, то и получили. Сам он в конфликты с руководством старался не вступать, а если и попадал изредка под горячую руку, то никогда не медлил с тем, чтобы покаяться и признать ошибки, пусть даже несуществующие, либо же по вине самого этого руководства и совершенные.