Фридрих Незнанский - Иногда Карлсоны возвращаются

– А это ваш муж? – Со Степаном и Сусанной на снимках постоянно фигурировал плотный мужчина с такими же, как у мальчика, широкими, густыми, сросшимися на переносице бровями.

– Да. Я ему позвонила. Он обещал приехать, но не знает, сможет или нет. У него важное совещание, переговоры, в общем, что-то такое…

– Ага, понятно. Когда пропал ваш сын?

– Сегодня. Не вернулся из студии…

– Что за студия?

– Студия изобразительных искусств. Степан любит лепить, рисовать… Сейчас в Москве много таких мест, где даже летом дети могут развивать свои способности. Я предлагала Степе путевку в летний спортивный лагерь, но он не захотел. Мы собирались всей семьей съездить на месяц в Грецию, а в ожидании этого Степа решил остаться в Москве. У него тут были занятия…

Сусанна наконец прекратила свою беготню, но внутреннее напряжение сказывалось в том, как выкручивала она свои длинные, точно у пианистки, пальцы. Руки ухоженные, но ногти коротко стриженные, покрыты бесцветным лаком, без навязчивого показного блеска.

– Я понимаю, наверное, вы думаете, что всех богатых детей повсюду привозят и увозят телохранители на личной бронированной машине… Но у нас студия на противоположной стороне дома, в нашем дворе – очень хорошая, солидная, с давними традициями. Степан сам в нее ходит с третьего класса… Игорь был против: считал, что его сыну незачем изучать изобразительное искусство, лучше заняться математикой, экономикой. Но Степа настоял… Он очень хотел заниматься живописью… Но ведь никакой опасности… Двор у нас закрытый!

«Что закрытый, то закрытый», – мысленно подтвердил Филипп Кузьмич, памятуя, с какими трудностями они проникали в этот двор. Ну, теперь многие дома вот так отгораживаются: решетка, замок для магнитного ключа, переговорное устройство… Только вертухаев не хватает! А вертухай в подъезде сидит – спрашивает, кто да зачем, да куда…

– После студии Степа гуляет? Заходит куда-нибудь еще?

– Нет, конечно, нигде не задерживается. Не говоря уже о том, что у него всегда с собой мобильник… В общем, мы думали, это исключает возможность…

– Когда он должен был прийти из студии? – мягко, но настойчиво перебил Кротов.

– В три часа дня. Я в это время могу уделить больше внимания работе… У меня салон флористики: оформление живыми цветами помещений – ресторанов, офисов, гостиниц…

Филипп Кузьмич не удивился бы, если бы Сусанна содержала салон авангардной одежды: одета она очень смело и изысканно. И на личико – будто картинка… Так же, как и Кротову, Агееву пришла в голову мысль, что жена бизнесмена Кулакова ему кого-то напоминает.

– Ну, и что же случилось в три часа дня? – продолжал расспрашивать Кротов.

– Я пришла из салона в пятнадцать минут четвертого. Степы дома не было. Обычно в такое время наша домработница кормит его обедом. Но она сказала, что домой он не заходил. Я позвонила ему на мобильный – и тогда… – Сусанна судорожно сглотнула, как бы загоняя обратно слезы. – Это страшно. Простите… По Степиному телефону мне ответил мужской голос! Незнакомый мужчина сказал, что мой сын у них и чтобы я заглянула в почтовый ящик…

– Что в точности сказал этот мужчина?

– Не могу вспомнить. «Твой сын у нас, загляни в почтовый ящик», примерно так… Я не запомнила… вы понимаете…

Сусанна волновалась, но, кажется, о слезах больше речи не шло. Теперь она, собрав всю свою волю, пыталась помочь частным сыщикам. Она подала Кротову и Агееву письмо в надорванном конверте…

Четверть обыкновенного листа. Отпечатанные на принтере буквы:

«В обмен на жизнь сына 20.000 долларов. Ждите дальнейших указаний. В милицию не обращаться, пожолеете».

Кротов отметил неправильное написание слова «пожалеете». Что это: намеренная игра или убийца действительно плохо знаком с русской орфографией?

– Я не обратилась в милицию, – предупредила вопрос Сусанна. – Я обратилась в ваше сыскное агентство. Слышала о нем много хорошего…

– Когда в вашем доме приносят почту?

– Рано утром, а вообще-то… Я никогда не знала… Надо спросить у консьержки…

– Тогда пойдемте и спросим.

Но они не успели исполнить задуманное. В квартиру ворвался вихрь, ураган, тайфун! Тайфун оказался коренастым мужчиной средних лет с круглой лысеющей головой и кустистыми, сросшимися на переносице бровями, который, не поздоровавшись с незнакомыми гостями, стал орать на Сусанну хрипловатым бранчливым голосом:

– Ну что, блин, добегалась по своим салонам? Вертихвостка! Тысячу раз было говорено: незачем тебе работать! Сидела бы дома и следила за ребенком! Что у нас, денег не хватало? Куда тебя, блин, носит? Не уследила! Кто, спрашивается, виноват?

Представителям частного охранного предприятия нередко приходилось видеть людей, которые потеряли родных и близких или находились в неведении об их судьбе. Лучше, чем кому-либо, глориевцам было известно, что в горе человек не похож на себя самого: бывает, наговорит такого, что после долго раскаивается и не верит – да неужели я мог это сказать? И все-таки неприятно было видеть, как этот мужчина, могучий, как танк, напирает, размахивая руками, на сжавшуюся хрупкую женщину. Страх исказил лицо Сусанны, глаза, и без того большие, стали огромными и засверкали, то ли от гнева, то ли от непролитых слез. В эту минуту Кротов догадался, кого она ему все время так настойчиво напоминала. Ну конечно, вылитая врубелевская «Царевна-лебедь»: очаровательный, плывущий, словно дробящийся облик, пышные, напоминающие крылья рукава…

– Погодите, погодите, Игорь Анатольевич, – остановил Агеев разбушевавшегося отца. – Очень напрасно вы предъявляете претензии вашей супруге. Похищение – дело такое, что тут никто не мог бы предотвратить. Бывает, знаете ли, семья окружит ребенка вооруженной до зубов охраной, которая не спит, не ест, в туалет не ходит, только стережет и стережет, а его из-под охраны уведут. Разные, очень разные случаи бывают!

Игорь Кулаков прислушался к голосу разума… то есть, в данном случае к голосу Агеева, и застыл: тяжело дыша, источая запах злого раздраженного пота.

– Вы кто? Милиция? А, частное сыскное агентство? Ну так ищите быстрее!

– Именно это мы и делаем, – четко, вежливо, не допускающим фамильярности тоном сказал Кротов. – Мой коллега Филипп Кузьмич сейчас спустится к консьержке и выяснит, кто и когда мог бросить письмо в почтовый ящик. А мне позвольте осмотреть комнату мальчика.

Деловой корректный тон произвел впечатление: Игорь Кулаков больше не пытался буйствовать, а позволил жене показать сыщикам все, что они просят.

Одиннадцатилетний Степан Кулаков жил с комфортом: в родительском доме ему принадлежали две немаленькие комнаты. Одна, собственно, та, что и называлась детской, предназначалась для сна и игры, вторая – для приготовления уроков. И там, и там царил неестественный для места обитания мальчишки порядок, очевидно, поддерживаемый матерью и домработницей. Алексей Петрович недовольно цокнул языком: наведение порядка могло ликвидировать улики… Но какие улики могли остаться в комнате, если ребенка, по всей видимости, похитили, когда он шел из студии домой? Никаких, по логике событий… Однако Алексей Петрович Кротов привык работать тщательно. В игрушках и книгах ничего интересного не обнаружилось. А вот рабочая комната заинтересовала Кротова наличием компьютера, оснащенного по последнему слову техники: тут тебе и джойстик, и сканер, и принтер… Рядом с принтером красовалась открытая пачка обыкновенной белой бумаги формата А4. Алексей Петрович достал один лист из пачки, тщательно рассмотрел его…