Фридрих Незнанский - Месть в конверте

«Соколов с командой уже должен быть на лестнице», — подумал Александр.

— Виктор, друг мой, давай сядем и просто спокойно поговорим, — начал он. — Я хочу поговорить с тобой о твоем отце.

— Вы с ним вместе работали? — впервые отреагировал собеседник. Голос его звучал хрипло и тонко. — Вы тоже из «конторы»?

— Зови меня на «ты», мы же договорились. Просто Саша и на «ты». Нет, я не из «конторы», как ты их называешь, — усмехнулся Турецкий.

— Тогда откуда вы знаете… ты знаешь моего отца?

— Я работаю в прокуратуре. Мы с ним встречались несколько раз по работе и как-то сразу прониклись друг к другу симпатией. Знаешь, как бывает: встречаются незнакомые люди, начинают разговаривать, общаться — бац! — а они, оказывается, совсем-совсем родные. Просто они раньше не знали этого и жили друг без друга. Так вот и мы с твоим отцом.

— Да, так бывает. Но почему я вас не знал? — В голосе Виктора звучало подозрение, но в то же время он вдруг показался Турецкому маленьким обиженным мальчиком.

— Ты как раз был тогда в армии. А когда ты вернулся, в жизни твоего отца наступил уже такой трудный период, что… А впрочем, я не знаю, почему он тебе про меня не рассказывал. И теперь мы этого, увы, уже никогда не узнаем.

— А над какими делами вы с отцом вместе работали?

— Ну… из последнего — это «дело двух ученых».

— Дело двух ученых? — Террорист резко дернулся, и Турецкий поймал себя на том, что все время невольно смотрит на пульт в его руке.

«Успокойся. Успокойся, друг мой нежный Александр Борисыч. Не надо думать о смерти. Просто делай свое дело. Черт возьми, напыщенно звучит, но… просто выполняй свой долг».

В десятке метров от них в их диалог напряженно вслушивался майор Соколов, а вместе с ним члены его команды. Турецкий не мог их видеть, но знал, что они здесь, с ним. И вновь на какие-то секунды он ощутил сожаление, что ввязался в это безнадежное дело.

В нескольких десятках метров, на улице, его разговор с младшим Жаворонковым слушали по ретранслятору его друзья — Грязнов, Поремский, Галя Романова. Он знал, что они тоже с ним. Взгляд его снова невольно съехал на левую руку захватчика, с зажатым в ней пультом.

— Да, Витя, «дело двух ученых». И в нем характер твоего отца проявился… как бы сказать. Во всей полноте. Я-то знал и раньше, какой Георгий принципиальный и честный человек, настоящий русский офицер, черт возьми…

— Отец таким и был! — Виктор протянул Турецкому правую руку. Александр пожал ее, не переставая коситься на левую.

«Ничего не могу с собой поделать!»

— Отец и был таким — настоящим русским офицером! И я хочу, чтобы об этом знали все — ВСЕ!

«И взгляд у тебя, парень, абсолютно безумный!»

— Теперь я верю, что вы друг отца, — провозгласил Виктор, вторично пожимая руку Турецкого.

«Ну вот, Александр Борисыч, можете поздравить себя с маленькой победой».

Генерал Грязнов шумно выдохнул и достал из пачки сигарету — которую уже за последние полчаса? Рядом с ним стояла с озабоченным лицом Галя, чуть поодаль — привезенная ею на место событий Елена Станиславовна, с каменным лицом и мертвыми глазами. К нему тихонько подошла Наташа и шепнула:

— Его не убьют?

Грязнов догадался, что она имеет в виду своего ненаглядного жениха, а вовсе не Турецкого, за которого так переживал он сам. Жуткая злоба поднялась со дна его души, но он взял себя в руки чудовищным усилием воли и сказал:

— От нас сейчас ничего не зависит. Давайте слушать, как будут развиваться события.

Майор Соколов и его бойцы лежали на парадной лестнице и слушали разговор Турецкого с Виктором Жаворонковым.

«Молодец, грамотно действует, — мысленно похвалил спецназовец помощника генерального. — Не суетится, не торопится. Входит в доверие. А мы подождем, время-то есть».

Ждать — это было одно из главных умений, которые требовались в их работе. Ждать, не имея права пошевелить ни одним мускулом. Слиться с пейзажем, но не просто физически. Важно было и внутренне ощутить себя частью — природы, города, неважно чего. В данном случае — лестницы. Слиться и ждать, чтобы по сигналу взвиться неистовой пружиной.

…Жизнь прекрасна! Мщение еще только началось, а уже так много сделано. Правда, зачем-то подстрелил какую-то бабу, но она сама виновата, глупая курица! Нечего было подворачиваться под руку.

Мщение прекрасно. Я познакомился с замечательным человеком. У него смешная фамилия — Турецкий, но сам он исключительно достойный малый — и к тому же не из «конторы». Он был другом отца — а мне сейчас так важно быть в контакте с друзьями отца. Я хочу восстановить его доброе имя — и я думаю, что я уже на верном пути. Саша Турецкий обещал мне поднять вопрос о посмертном награждении отца. И я верю ему, этот парень не обманет.

Когда привезут эту женщину, я отпущу Сашу Турецкого, и мы уйдем.

Ну а если… а если все-таки он обманул меня и все это лишь хитроумный трюк?

Тогда он уйдет вместе со мной.

— Давай поговорим о твоем отце. Расскажи мне о нем, ведь ты лучше знал этого замечательного человека.

— Отец… — Виктор запнулся. — Отец, он, понимаете…

— Да перестань ты уже «выкать», говори мне «ты», — широко улыбнулся Турецкий.

— Да-да, конечно, — рассеянно кивнул Виктор, думая о чем-то своем. — Отец, он, понимаете ли, всегда был за справедливость. Это, наверное, основное. Вот так.

«Давай-давай, Саша! Тяни время, заставляй его говорить. Пусть рассказывает, пусть сочиняет, пусть бредит. Человечество страдает от невысказанности. Дай человеку волю — и он будет вещать часами. А к тому, кто согласится слушать, естественно проникнется симпатией. А тебе, Александр Борисыч, сейчас очень нужно, чтоб господин взрывник проникся к тебе симпатией».

— Есть такие люди, которые всегда за справедливость, — продолжал между тем Виктор с отрешенным лицом. — Только одни идут в революцию, в диссиденты. А папа пошел служить в «контору». Он верил, что так легче достичь справедливости. — Тут террорист повернул лицо к следователю, и в глазу его блеснула слеза. — Папа ошибся. Понимаете?

— Да, ты прав, Виктор. Именно таким я и знал Георгия…

«Так, ну резину я тяну успешно, а вот что дальше? Надо как-то навести разговор на цели, которые оправдывают средства. Может, еще удастся его уболтать и он сдастся сам. А если нет…»

— Именно таким он и был. Он словно опровергал самим своим существованием известный тезис «цель оправдывает средства». Потому что не всякое средство хорошо и к месту. Помнишь у Достоевского про слезу ребенка?

«Боже мой, Александр Борисыч, какую муть лиловую вы несете!»

— Кстати о средствах, Виктор. Я хочу тебя спросить: ты уверен, что действуешь сейчас правильно?

Виктор заметно напрягся, и во взгляде его появилось что-то волчье.