Фридрих Незнанский - Исполняющий обязанности

А Щербак с Агеевым нахально и громко расхохотались, показывая Еве пальцами на Вахтанга. Но той было сейчас совсем не до смеха — она стояла, почти не дыша.

— Слушай, ты, хрен мамин, — отсмеявшись, крикнул Филипп, — ты не забудь, я тебе обязательно отвечу. Если ты не сядешь раньше, уголовник. Иди лечись, хачик. — И насмешливо добавил по-грузински слово, которое теперь в их государстве означает дерьмо, ну, может, чуть покруче — то есть едва ли не самое страшное оскорбление для любого «горного орла».

— Все свободны, — приветливо улыбаясь, сказал Щербак и, повернувшись, предложил Еве следовать впереди себя.

А Филя еще постоял, покачивая на пальце пистолет, потом поставил его на предохранитель и, сунув, как это делают спецназовцы, снова за ремень на спине, отправился следом за своим коллегой.

Никто и не обратил внимания, что во время этой так, к счастью, и несостоявшейся стычки фотограф Сережа, уже без всякого блица, успел сделать несколько впечатляющих снимков и тоже незаметно исчез из зала.

Уезжая из ресторана на машине в сопровождении своих удивительных охранников, Ева Абрамовна думала о том, что поступила очень правильно, послушавшись Грязнова.

— Куда мы едем? — спохватилась вдруг.

— Приказано доставить к месту назначения, — туманно объяснил Филипп, сидевший сзади рядом с ней. Впереди, справа от Щербака, который и вел серую оперативную «девятку», разместился со всей своей аппаратурой Сережа Мордючков, проявивший сегодня немалую выдержку и умение. Он был, естественно, не совсем трезв, но отвечать за свои слова и действия мог без всякого сомнения.

Ева уточнять ответ не стала и продолжала думать о своем.

Вячеслав Иванович фактически навязал ей эту охрану. Но только говорил он о четверых людях. Значит, еще двое осуществляли охрану ее квартиры, так получалось? А зачем? Что там могло без нее случиться?

Нет, то, что в доме уже побывал кто-то чужой, пока ее не было всего какие-то два дня, это несомненно. Она, переодеваясь к выходу на поминальный банкет, заметила сдвинутые со своих привычных мест предметы. Даже сейф, где она до того хранила все семейные сбережения и свои немудреные драгоценности, был открыт, хотя она помнила, что запирала его. Но в доме вроде ничего не пропало. Но кто-то же приходил? Открывал, сдвигал, а зачем? И кто? Вопрос пока без ответа.

Ева еще не виделась сегодня ни с Грязновым, ни с Сашей и даже не предполагала, когда встреча может состояться, — что-то они все были заняты. И вчера весь день, когда она звонила и приглашала гостей на поминки, ее тоже никто не навестил. Только совсем поздно приехал Грязнов, привез еду и отбыл по делам. Так сказал, во всяком случае. Тогда и зашел разговор об охране.

В принципе Ева не видела необходимости немедленно обзаводиться личной охраной, да еще не одним телохранителем, как делают некоторые крутые дамы, а целым кагалом. Но Грязнов при ней подсчитал прямо на пальцах, что охрана ее жизни и имущества ей просто необходима, а работа секьюрити обойдется всего-то по сто баксов в день на нос. То есть за неделю и набежит-то всего какие-то две — две с половиной тысячи баксов, зато полнейшая гарантия. Ева подумала и согласилась. К тому же Вячеслав Иванович сказал, что охрана у нее будет такая, что сам президент позавидовал бы.

Так-то оно, может, и так, но когда она увидела своих спутников сегодня вечером у входа в ресторан — едва не расхохоталась. Это они-то станут рисковать собой, защищая ее жизнь? Эти хиляки? Да она сама их обоих уложит одним ударом каблука! Но финал поминок заставил ее усомниться в собственных способностях и даже с уважением посмотреть на Филю, как он себя простецки назвал, и Колю. Надо будет похвалить их потом перед Вячеславом Ивановичем, им будет наверняка приятно.

А по поводу нечаянно вырвавшихся у нее слов, когда Грязнов собирался уже отъезжать, она если и сожалела, то так, без особой печали, все равно ведь чему не быть, о том и мечтать не стоит. Проза жизни…

Но ей было скучно оставаться одной, а на Сашу рассчитывать никак не приходилось. Вот и спросила она Грязнова по поводу семьи Турецкого. А тот вдруг стал рассказывать, какая у него чудная, великолепная жена-красавица, музыкантша, какая умная и воспитанная дочь! В общем, напел столько, что стало совсем уже тошно на душе. Ясно, что вырвать его из семьи не выйдет, а быть любовницей — оно хоть и приятно, но скоро может наскучить, вот как сейчас: нет его — и словно никогда не было.

Она спросила Грязнова про его собственную семью, которой, кстати, не видела в его доме, а сразу поинтересоваться как-то постеснялась.

Он ответил, что давно уже холостякует, но это обстоятельство дела не меняет, поскольку менять свой жизненный статус он не собирается.

И вот тут она обрадовалась и даже намекнула, что не возражала бы, если бы Слава не торопился по делам. Вечер длинный, все можно еще успеть. И если он не против, она попросила бы его сходить в ближайший магазин и купить чего-нибудь покрепче сухого вина, а там… можно и посидеть, скоротать вечерок… за милой беседой.

Но Грязнов почему-то насупился. Он сразу, конечно, понял, на что она намекала столь прозрачно. Так и сказал насчет «прозрачности». Она действительно была одета легко, потому что в квартире было жарко, хорошо топили, и она накинула полупрозрачную кофточку и такую же короткую юбку, которая не столько прикрывала, сколько подчеркивала ее зрелые прелести.

Нет, не клюнул. А она уж было настроилась. А что, в конце концов? Разве она тоже давала кому-нибудь слово любить до гроба? Полностью и навсегда принадлежать кому-то? И потом, это же у нее от полноты чувств, а не из жалкой корысти. А женская благодарность иной раз не знает границ…

И эта аргументация не подействовала на Грязнова. Не клюнул генерал на полуобнаженную красавицу. Однако заметил при этом, что с удовольствием сделал бы это, скажем, позавчера. Но теперь?!

— А что изменится, если «вернуться к вопросу» сегодня, прямо сейчас? — тут же нашлась она как бы в шутку.

Грязнов не принял шутки, но с некой грустью отрицательно покачал пегой головой. Нет, он никогда не перебежит дорожку другу, как бы Ева ни относилась сейчас к Сане. Есть вещи, через которые друзья не переступают.

Видно было, как тяжело дается такое признание генералу. Но он был тверд в собственной уверенности, и Ева не стала продолжать свои уловки. Но поцелуй, более жаркий, нежели просто прощальный, как при кратком расставании, он все же запечатлел на ее разгоряченной, пухлой щечке.

«Жаль, что не удалось», — думала Ева, но теперь уже как-то отстраненно, будто о пустом, необязательном деле.

А чем закончится вечер сегодня и где она проведет очередную ночь, она тоже не знала. Куда-то везут по ночной Москве… Ничего не сообщают конкретного… Сплошные тайны. Ей почему-то даже свидания с Сашей сейчас не хотелось, она так устала от напряжения, хотя о нем думала почти весь вечер, представляя с собою рядом. Уж он-то бы наверняка не подпустил и на пушечный выстрел этих бандитов. Особенно Вахтанга…