Фридрих Незнанский - Воронежские страдания

Щербатенко молчал, медленно, слишком медленно переваривая услышанное.

Да уж, колония никак не способствует развитию пытливости и быстроте мыслительной реакции, — видел посетитель.

— В противном случае я уйду, — и он даже привстал.

— Нет-нет, я слушаю, — спохватился Щербатенко.

— Ну, хорошо. Перевод стрелки, на который мы в данном случае согласны, обойдется вам вот во что…

Посетитель достал из внутреннего кармана куртки авторучку и на краешке газеты, лежащей на столе, быстро написал несколько цифр. Подвинул Щербатенко. Тот прочитал: 500 000. И значок доллара.

— Сумасшедшая сумма… — пробормотал Щербатенко. — Где же я возьму такие деньги? — он безнадежно пожал плечами.

— В Цюрихе, Николай Матвеевич, — доброжелательно подсказал убийца. — Там, куда вы перевели те, последние тринадцать миллионов. На ваши сбережения в швейцарском банке российский дефолт девяносто восьмого года решительно никакого влияния не оказал, верно? Так что не будем скромничать, мы же деловые люди, лишнего нам не надо.

— А за сколько он меня заказал? Если не секрет.

— Секрет, Николай Матвеевич. Но, чтобы успокоить вашу совесть, скажу: сумма меньше, правда, ненамного. Собственно, то, что я вам назвал, по сегодняшним расценкам — не бог весть что, нормальная цифра, не стоящая внимания серьезных деловых людей. Вы ведь собираетесь возвратиться в бизнес, не так ли? Или у вас иные цели? Между прочим, господин Корженецкий именно против вашего возвращения категорически возражает. Кажется, и ваша бывшая супруга Валерия Порфирьевна — тоже. У нее сегодня совсем другие интересы, да и семья, в общем, весьма благополучная, дети-подростки. Но, как говорится, совсем не вашими молитвами. Таков расклад.

— Я могу обдумать ваше предложение? — угрюмо спросил Щербатенко. — Ну хоть какое-то время. Это ж для меня неожиданно.

— Естественно, из-за этого я и побеспокоил вас. Есть время, но немного. Сроки, как вы понимаете, нам поставлены жесткие. Сейчас, — посетитель посмотрел на ручные часы, — начало десятого… Не будем мелочиться, пусть — десять. Итак, ровно в шесть утра я вам звоню сюда, и вы говорите мне одно слово — на ваш выбор: да или нет. После этого, если «да», я вам назначу следующую встречу для заключения контракта и продиктую номер банковского счета, на который должен будет лечь наш гонорар. Вот и все необходимые формальности. Да, и еще. Надеюсь, вы понимаете, что мы с вас не спустим глаз, и любая ваша попытка связаться с органами правопорядка — что, впрочем, не в ваших интересах, — тем не менее, будет расценена как попытка обмануть нас. Выводы последуют незамедлительно и уже без предупреждения.

— Это понятно, — брезгливо бросил Щербатенко. — Только вот отпущенное мне время меня не устраивает. Мало. Я только что прибыл в Москву. Надо найти кое-кого, связаться с банком, где, как вы считаете, прячутся мои миллионы. — Он насмешливо хмыкнул. — Их же надо как-то получить, верно? И вы хотите, чтоб я успел до шести утра? Смотрите на вещи реально.

— Но я же не сказал вам, что сумма должна быть перечислена завтра, ровно в шесть утра. К этому времени вы должны только сообщить о своем решении. Да или нет. Договорились?

— Ну, если так… А что мне остается? Конечно… — Щербатенко тяжело вздохнул. — А как скоро вы могли бы выполнить, раз уж на то пошло, встречный заказ? Ну если б я его сделал?

— Скоро. После заключения контракта. Ваш бывший партнер, кстати, недавно приезжал в столицу из Воронежа. Это от него мы получили сведения о вас, помимо прочих источников. Просто к вашему сведению. Но Корженецкого сейчас нет на месте, и мы знаем, где он готовит себе алиби. Пусть вас это не волнует, наши проблемы — это наши проблемы, как говорится, — гость хмыкнул.

— Так справедливость, говорите? — с непонятной иронией негромко произнес Щербатенко, не спуская, между тем, с незнакомца настороженного, тяжелого взгляда, что не ускользнуло от того.

— Вот именно, — сухо подтвердил собеседник и поднялся. — В течение пяти минут оставайтесь на месте, Николай Матвеевич, — серьезным тоном предупредил он, — во избежание неприятных неожиданностей. Думайте. До звонка.

И незнакомец быстро вышел.

Не утерпел Щербатенко, вскочил и осторожно выглянул за дверь. Но в длинном коридоре было пусто. Да, профессионал, ничего не скажешь…

Ему, опытному «сидельцу», и в голову бы не пришло, что киллер, оставив его в номере и закрыв за собой дверь, тут же вошел в соседний, который с номером Щербатенко разделяла совсем не капитальная стена. Отсюда, с помощью достаточно простой аппаратуры, приобретенной, кстати говоря, на радиорынке в Митине, можно было отлично слышать, чем у себя в номере занимается оставленный в томительном раздумье клиент.

А у клиента в настоящий момент была только одна забота. Почему-то из всех возможных вариантов у него просматривался пока только один: надо было каким-то образом срочно отыскать того следователя, который в свое время, грубо говоря, и посадил его.

Не имел сейчас к нему претензий Щербатый, что правда то правда, но нутром чувствовал, что тот, хотел бы он того или нет, все-таки оставался каким-то образом причастным к судьбе своего «крестника». Мужик он был вроде не злой, не должен отказаться от базара по делу. И он стал вспоминать все адреса и номера телефонов, которые вынес, покидая зону. В тамошних разговорах фамилия его следака Турецкого, случалось, мелькала, и тот проходил как хитрый, падла, но не продажный, а «справедливый мент».

Время вот только позднее, но попробовать поискать можно, а начать надо с дежурного по Генеральной прокуратуре. Адреса не даст, конечно, да хоть что-то подскажет.

И еще одну непреложную истину вынес из колонии Щербатый: там, где ты находишься, по телефону болтать нельзя. А тут наверняка будут подслушивать. Он вспомнил острые взгляды администраторши — да сам же ей и справку об освобождении предъявил вместо паспорта, могла бы и отказать, а она только посмотрела и ничего не сказала, как будто каждый день «откинувшихся» у себя селит… Есть телефон-автомат, надо только, уже объяснили ему, карточку купить… Монетками уже не позвонишь. Вон сколько всякого произошло, пока его не было, словно заново жить учиться…

«…Ушел в расцвете славы и старости…»

А что, подумал он, классная будет эпитафия на могильном камне бывшего старшего следователя по особо важным делам Генеральной прокуратуры Российской Федерации А.Б. Турецкого. С этой веселой мыслью он заснул. А разбудил его посреди ночи — если быть точным, то в три часа пятнадцать минут, — телефонный звонок.

Специально же на часы посмотрел, чтобы мысленно констатировать: какой еще м…к звонит?!