Фридрих Незнанский - Воронежские страдания

Геннадий Александрович Охрамков, майор внутренних войск, сотрудник Главного управления исполнения наказаний, полагал, что ему крупно повезло в жизни с тестем. Ну и с женой — это, как говорится, само собой. Тамарка — баба аппетитная, сладкая, охочая до любви, но, что характерно, при этом не наглая, а скорее покладистая. Послушная и добрая. Одно сплошное удовольствие, не говоря про домашнее хозяйство, которое так и горит, так и сверкает в ее ловких руках.

А Михаил Григорьевич, ее папаша, человек хоть с виду и простой, да на поверку вышло, что и не очень. Мудрый оказался мужик и деловой. Несмотря на то что уже на пенсии, настоящей старой закалки и профессиональной хватки не растерял. Да и как ее потерять-то бывшему начальнику отдела уголовного розыска окружного управления милиции? Это ж в крови уже. Мент, сыщик — считай, диагноз на всю оставшуюся жизнь. Рабочую часть которой, служебную то есть, как все больше убеждался зятек, этот совсем еще и не старый отставной подполковник милиции прожил совсем не зря. Сумел и разобраться, и усвоить главные законы существования — те самые, что не противоречат твоим убеждениям и при этом здорово помогают жить. Хорошо жить, а не растягивать вынужденное существование до бесконечности, когда человек становится в тягость и себе, и другим.

Это ж его идея была, высказанная в доверительную минутку Генке, еще сватавшемуся тогда к Тамаре.

— Твоя служба, сынок, — делился с ним подполковник милиции Гапонов, которого сослуживцы за глаза звали Гапоном, но к тому историческому попу эта кличка отношения, разумеется, не имела, — служба, говорю, истинное золотое дно. Только надо суметь ею правильно воспользоваться. Но ничего, бог даст, сыграем свадебку, утрясем домашние заботы, тогда и подумаем о вашем с Тамарой светлом будущем. Есть у меня некоторые задумки на ваш с ней счет. Только с умом надо подходить, с умом, сынок! И жилы беречь в служебном рвении.

И свадьбу хорошую сыграли, и жизнь быстро «устаканилась»: не отпустили Гапоновы зятя из своей семьи, как его родители ни настаивали. Служанку в доме, поди, хотели заиметь бесплатную. Как же, Генка-то — из «благородной семьи», папаша — с младых ногтей по торговле шел, мамаша — по косметическим салонам. Дело, конечно, прибыльное, это не милицейская пенсия, но и полета у них нет того, вид на который сложился уже в голове старого сыщика. И Генка тут мог стать ему прямой подмогой, толковым исполнителем хитроумных замыслов. Главное ведь с этими молодыми — что? Вовремя посвятить в идею и направить на верный путь. А там ему и самому понравится. Риск — всегда был делом благородным. Но пустой риск, неоправданный, не подкрепленный соответствующим знанием предмета, никому не нужен. Другое дело, когда информация в твоих руках, как ловко сданная опытными руками колода карт, — это когда ты заранее можешь предвидеть любой ход своего соперника и сделать убойный ответный. Вот тут и риск прибыльный.

И однажды, в минуту доверительного разговора, Михаил Григорьевич посвятил Геннадия в давние свои замыслы, в которых, по правде говоря, и особого-то криминала не было, скорее, на дружеский розыгрыш похожи. Но… Вот тут-то и заключалось самое главное: хочешь ты или не хочешь, а определенная справедливость как бы восстанавливалась. Грабил? Изволь рассчитываться…

— У тебя ж, Генка, в управлении-то, через твои руки, поди, проходят сотни уголовных дел? А ты, Томка мне говорила, и в компьютерных дебрях сечешь профессионально. Вот и прикинь что-нибудь из таких старых уголовных дел, где бывшие партнеры накатили в свое время бочки друг на друга, да с «мочиловом», с длительными сроками. И кто-то уже «откинуться» должен, за кем-то длинный хвост тянется. Понимаешь? В непосредственную уголовщину с общаковскими кассами лезть не надо, но многие ведь, сам знаешь, «голуби» уходили на зону при хороших деньгах, закопанных про запас, и оставляли подельников с носом. Вот среди них — наша с тобой клиентура.

И дальше уже более популярно и доходчиво нарисовал несколько вариантов лихого «кидалова», против которого у возможного клиента не то что возражения не будет, но, напротив, он еще и сам тебя умолять станет принять поскорее его встречную просьбу.

А что, ничего, даже определенной романтикой пахнуло от такого предложения на Генку. Хоть и взрослый мужик, за тридцать уже, и удачливый в продвижении по службе, а все в душе романтикой балуется. Так понимал бывший начальник отдела уголовного розыска, которому хорошо разбираться в тонкостях психологии сама служба предначертала. А Генка, видел он, был из тех, кто легко загорается толковой авантюрной идеей, даже чуточку припахивающей опасностью. Идеей, в которой криминальную сторону всегда было так несложно оправдывать соображениями высшей, так сказать, справедливости. Нет, это вовсе и не грабеж грабителя, а именно установление высшего порядка. Каждый в конечном счете обязан получить по своим заслугам. И если лихоимцы в прокуратурах и судах творят свою «законность», то у людей, всю жизнь посвятивших борьбе с преступностью, тоже как бы вырабатываются свои взгляды и свое понимание проблем, которые никогда не будут решены до конца, то есть по полной справедливости. Хвосты-то остаются. Вот и за законом кто-то же должен иногда подчищать территорию. Никуда от этого не денешься, жизнь такова… Но вслух об этом, тем не менее, кричать не надо. Накричались уже. Иной раз высшая справедливость требует тишины.

Генка вспомнил, что при этих словах тестя засмеялся. Тот не понял, спросил, чего это он? И Генка объяснил:

— Это я по поводу твоей тишины… Получается так, что высшая справедливость требует иной раз мертвой тишины. Так-то, небось, получше? Поточнее? — его смех был искренний.

— А-а, — засмеялся и тесть. Он был доволен, что зятек все понял абсолютно правильно. Молодец парень. С ним такие дела теперь можно будет провернуть, что от одной мысли об этом у Михаила Григорьевича Гапонова прямо-таки закружилась голова…

Разговоры, к которым они время от времени возвращались, прикидывая и так и эдак, у них продолжались недолго. Геннадий, — тесть только мысленно звал зятя Генкой, а на людях — исключительно Геннадий и даже Геннадий Александрович, выказывая уважение и к человеку, и к службе, — как-то предложил Михаилу Григорьевичу отказаться от просмотра дел, завязанных на столичных судебных процессах. Лучше обратиться к регионам, благо материалов и там хватало. Но там все-таки подальше от центра, поспокойнее будет и на душе.

Вот так и всплыло не шумное, но весьма значительное для города Воронежа начала девяностых годов дело об убийстве одного из партнеров по бизнесу и долгое расследование, приведшее к пересмотру судебного решения. Оставалось проверить наличие фигурантов. Но это — при связях и сотрудника Главного управления исполнения наказаний, и бывшего достаточно авторитетного в своих кругах сыщика — стало уже делом техники. И дебютная часть шахматной партии была продумана и разыграна партнерами, как им показалось, на самом высоком профессиональном уровне.