Фридрих Незнанский - Золотой архипелаг

В фарватере стремительного фельдшерского лета, отягощенного чемоданчиком, следовал медбрат Денис Александров. От этого практиканта пока что было мало толку: его коронным номером была помощь при транспортировке — почему-то у него ловко получалось грузить больных на носилки, а также заталкивать их в салон санитарной машины. В остальном он был смешлив и в меру исполнителен.

Врач Алена Борисовна, которой в этой группе полагалось с формальной точки зрения главенствовать, держалась в тени фельдшера и походила на робкую медсестру, со своими шестью курсами института и минимумом практики. Она на всякий случай возила с собой тетрадь с институтскими конспектами, однако тетрадь мало помогала, потому что в практике «скорой помощи» обычно катастрофически не хватало времени, чтобы ими воспользоваться. Оставалось надеяться на матерого волка фельдшера, который не спасует, не сдаст, вовремя вколет нужную дозу в нужное место и не перепутает острый аппендицит с крупозной пневмонией.

На лестничной площадке четырнадцатого этажа поверженная фигура с устремленной к люминесцентным лампам потолка рыжеватой бородкой осталась лежать в той же позиции, в какой обнаружили его Альбина Игнатьевна и кот, отныне носивший гордое имя Чингисхан. Подобно Альбине Игнатьевне, фельдшер опустился на корточки, вникая в новую загадку, которую представлял для него каждый больной, а параллельно ища пульс. Алена Борисовна нерешительно пристроилась рядом и засунула фонендоскоп в глубь лейкинского пальто. Медбрат, для которого места возле головного конца пациента уже не оставалось, пристроился со стороны ног и, закатав правую штанину, принялся с солидным видом трогать поросшую рыжим, как муравьи, волосом бледную голень. Неизвестно, в чем он хотел удостовериться: может быть, в том, что больной еще не остыл.

— Тоны сердца глухие, — по-ученически доложила Алена Борисовна фельдшеру.

— При этом брадикардийка, — словно бы игнорируя Алену Борисовну, себе под нос бормотнул фельдшер. — Ох, не нравится мне это: при чем бы здесь сердечный приступ — и брадикардия? При стенокардии сердчишко, наоборот, часто колотится… Доктор, а ну нюхните: от него алкоголем не пахнет?

Алена Борисовна добросовестно нюхнула. У нее не вызвало вопросов, почему экспертизу запаха фельдшер передоверил ей: накануне он отмечал день рождения — то ли свой, то ли друга, а может, все-таки свой, но случающийся не менее четырех раз в году, — и поэтому сейчас никак не способен был отдифференцировать, принадлежит искомый запах ему или больному.

— Не пахнет.

— Значит, не алкогольная кома.

— Не похож вроде на алкоголика, — вставил свои пять копеек мед брат Денис, переключившийся на исследование левой голени.

— А поди его знай, похож или не похож. Сейчас многие бизнесмены от жизненного напряга пьют побольше, чем ярко выраженные алконавты с красными носами. Тоже приличные люди на первый взгляд… — Фельдшер ловко разлепил веки — на одном глазу и на другом. — Зрачки разные… Зуб даю, здесь мозговая кома.

— Ишемический инсульт?

— Может, ишемия, а может, кровоизлияние в мозг. Так и запишите, Алена Борисовна: мозговая кома неясного генеза… Ну что, братцы-кролики: кордиаминчику ему два куба и — потащили!

Торжественный вынос тела из подъезда заставил консьержку встать и почти что отдать пионерский салют. На фоне таких происшествий порванные чулки были мелочью, о которой не стоит думать.

— Выдающийся адвокат, — твердила консьержка, будто поверх носилок уже лежали еловые венки. — Один из лучших в России…

Медикам было глубоко наплевать: их не касались дела адвокатуры. Их больше волновал вопрос, куда везти больного, по-прежнему находившегося в состоянии комы. Связавшись сразу с несколькими ближайшими городскими больницами, они обнаружили, что место есть только в одной: самой захудалой. В таких больницах подвизаются тихие врачи, окончившие институт на троечки; здесь осторожно передвигаются, держась за стену, полутрупные старушки, которые регулярно ложатся сюда не в надежде избавиться от своих неизлечимых хворей, а ради общения с товарками… А, в общем, не все ли равно? Фельдшеру и Алене Борисовне не было никакого дела до класса больницы, куда везли адвоката, одного из лучших в стране. Они предупредили, что везут мозговую кому, и прервали связь. А вахтерше поручили сообщить номер больницы жене больного или другим родственникам, коль скоро таковые объявятся.

Уладив этот насущный вопрос, фельдшер подобрел и по пути в машине даже облагодетельствовал собратьев по ремеслу одной из своих баек:

— Тут недавно поехал мой дядька в деревню, к родственникам. Ну, там посидели хорошо, закусили, ну и все, одним словом, как полагается… На следующий день просыпается дядька хорошо после полудня и — в панику: тудыть-сюдыть твою, работу прогулял! Он сейчас две тысячи долларов в месяц зашибает, ну и шкуры с них дерут в фирме соответственно: за невыход без уважительной причины уволят как пить дать. Родственник ему деревенский: да ты не горюй, все образуется. Пойдем к нашенскому местному врачу, он тебе справку выпишет, что ты по уважительной причине прогулял. А врача у них в деревне, как на грех, нет: его ветеринар замещает. Ну, ветеринар ему и настрочил… Дядька даже не посмотрел, какой там диагноз стоит: скорей собираться и — на поезд. Короче, назавтра приходит прямиком к начальнику и отдает справку: так и так, не мог приступить к работе, болен был. Начальник берет справку, читает — и начинает его корежить.

Смех разбирает, ну погибает человек от хохота! Дает самому дядьке прочесть, а там написано: «Диагноз — ушиб левого копыта»! Дядьку не уволили, зато диагноз его вся фирма вспоминает и по сей день.

Денис хохотал не хуже начальника из истории, принимая все за чистую монету. Алена Борисовна, которая за время общения с фельдшером разучилась верить в его десяток дядек и теток (с которыми к тому же постоянно происходят какие-то невероятные случаи), то следила за состоянием больного, которому не становилось лучше, но и хуже, по-видимому, быть не могло, то созерцала из-за спины шофера клочки городских видов, проносившиеся за лобовым стеклом.

Врач приемного покоя обладал даже слишком хорошей для такого скучного лечебного учреждения хваткой. Когда-то он подавал надежды в области неврологии. Заинтересовавшись, он тщательно осмотрел лысоватую голову и обнаружил в левой теменной части кровоподтек. Тщательно прощупав это место профессионально чувствительными пальцами, нащупал вдавление… Дальше терзать больного он не стал. И без рентгенограммы причина комы как на ладони: черепно-мозговая травма.

Рентгеновский снимок Лейкину, конечно, полагалось сделать — но не здесь, не здесь! Честно признав, что этот случай им не по зубам (помимо клинической сложности, пострадавший — знаменитый адвокат, как бы чего не вышло!), врачи захудалой больницы в течение двух часов решали вопрос о госпитализации Лейкина в одну из лучших московских клиник. Первым делом предложили, согласно распространенной шутке, единственный московский институт, куда принимают без экзаменов, — одним словом, тот самый, имени Склифосовского. Или лучше везти больного в Институт нейрохирургии имени Бурденко? Поглядывая на пациента, который безмолвно лежал под капельницей и, словно в резиновой розовой шляпе, с пузырем со льдом, приложенным к голове, медики понимали, что нужно делать выбор как можно скорее — и продолжали спорить.