Фридрих Незнанский - На Большом Каретном

– Короче говоря, – подытожил Агеев, – умаслила жучка кобелька? А проще говоря, лапшу на уши навесила.

– Видать, так и было, – согласилась с ним Александра Платоновна, видимо начисто забыв, с чего бы это она разоткровенничалась с посторонним человеком о своем племяннике. Однако этого не забыл Агеев.

– Так что же дальше-то было? – спросил он. – Я имею в виду тот момент, когда вам Алла Борисовна позвонила.

– Ах да! – спохватилась она. – В общем, подхожу к дому, а тут как раз участковый ихний, я его хорошо знаю. Ну я к нему, естественно, так, мол, говорю, и так, что же это получается, сдавала квартиру нормальной вроде бы бабенке, а она, стерва такая, из нее притон публичный делает! И ежели ты, говорю, настоящий участковый... В общем, поднялись мы на площадку, звоним и стучим в дверь, требуем открыть, а она – хренушки.

– Так разве у вас второго ключа не было? – удивился Агеев.

– В том-то и дело, что был, но у меня будто мозги застило. А когда вспомнила... В общем, вошли в квартиру, а там эта сучка со своим хахалем. Молодой, здоровый такой и красивый. Но что меня более всего взбесило, так это то, что они чинно-мирно сидят за столом и чай якобы пьют. А она у него вроде бы как интервью берет.

«В ротик берет или руками мнет?» – едва не вырвалось у Агеева, а тетка Толстопятова продолжала:

– Интервью-то она берет и даже вроде бы как в блокнотик что-то записывает, а от самой винищем разит, как от портвейна местного розлива. Попробовала даже было возмутиться, да участковый в момент ее обрезал: «Документы, говорит, гражданка!» И к ее хахалю тоже: «Документы!»

Вспоминая события почти годичной давности, Гладышева по-своему переживала этот момент и даже матюкнулась сквозь зубы. Вот же сучка, мол!

– И что? – поторопил ее Агеев.

– Да ничего, – вдруг насупилась Александра Платоновна. – Эта стерва ему свое удостоверение журналистское сунула, наш Кузя и поплыл, как блин на сковородке. Хотел уж было извиняться, да я успела перехватить паспорт этого гуся, у которого наша сучка интервью брала. Читаю – и чуть не заржала. То ли от нервов, то ли оттого, что в паспорте прочитала: «Герман Тупицын».

Агеев удивленно смотрел на хозяйку дома, чего, мол, тут смешного, как вдруг до него дошло. Герман Тупицын!

Действительно, это имя созвучно с такой фамилией, как Греф или, скажем, Штуль, но Тупицын...

– И вы... вы запомнили?

– Запомнила?.. – хмыкнула Александра Платоновна. – Да оно мне на всю жизнь в темечко врезалось.

Врезалось оно и в память Агеева, тем более что Герман Тупицын – это не Алексей Петров, коих по Москве и области пруд пруди, да и Чехов – это не Москва, так что долго искать не придется.

В этот момент брякнул звонок над входной дверью, и на пороге застыла дородная тетка лет семидесяти, с нескрываемым любопытством уставившаяся на Агеева. Потом шагнула в комнату и довольно жеманно представилась:

– Алла Борисовна.

– Филипп. Филипп Агеев.

– Простите, а по батюшке как?

– Для вас просто Филипп.

– Господи, как приятно слышать столь редкое в нынешнее время имя – Филипп, – почти продекламировала Алла Борисовна, плюхнувшись задницей в изрядно потертое полукресло. И тут же, но уже обращаясь к своей подруге: – Шурочка, неплохо бы и чайку заварить.

– Да, конечно, – спохватилась Александра Платоновна, и, пока она колдовала с чайником и бутербродами на кухне, Агеев успел перекинуться с вальяжной гостьей несколькими, казалось бы, ничего не значащими фразами, в канву которых была включена одна-единственная фраза, ставшая ключевой:

– Скажите, а Андрей, я имею в виду племянника Александры Платоновны, не мог как-нибудь ненароком столкнуться с кем-нибудь из тех мужчин, которые посещали порой Марию?

Реакция была более чем бурной.

– Столкнуться?.. Да о чем вы говорите! Столкнуться! Бывали дни, когда этот дурачок часами просиживал у меня, подстерегая ее хахалей! И однажды...

Агеев прижал к губам палец, на что Алла Борисовна быстро кивнула и едва слышно произнесла:

– Да, конечно, я вас прекрасно понимаю. Тем более что и он сам просил меня не рассказывать об этом тетке.

И она качнула головой в сторону кухни.

– В таком случае можно будет навестить вас дома?

– Естественно! Телефон запишете или, может, запомните?

– Запомню.

Свистящим шепотком она продиктовала номер домашнего телефона и тут же спросила:

– Когда ждать?

– Да сегодня и ждать, – пожал плечами Агеев. – Чего откладывать-то?..

Когда Агеев вышел из подъезда хрущевской пятиэтажки, в которой жила Алла Борисовна и где снимала однокомнатную квартирку Мария Дзюба, он уже не сомневался, что ему удалось-таки зацепиться за хвост мясника, наворотившего кровавого фарша на Большом Кaрeтном. Правда, покоя не давал один-разъединственный вопрос: как отреагирует на факт расследования столичная прокуратура, спустившая на тормозах это дело? Закроет глаза или... или все-таки попытается усмотреть в факте расследования, проведенного «Глорией», нарушение всех прав и норм Положения о частных охранных агентствах и прочих охранно-детективных структур, где в первую очередь будет поставлен вопрос о незаконном вторжении в частную жизнь клиента. Даже если этот клиент мертв.

А ведь стоило тому же следователю межрайонной прокуратуры копнуть недавнее прошлое убитой да поработать малость с «членами ее кружка», как выразилась тетка Толстопятова...

Впрочем, это уже не его заботы.

На дворе установилась по-настоящему весенняя погода, когда уже отзвенели ручейки и готовы были брызнуть сочной зеленой листвой налившиеся на деревьях почки, и Филипп, махнув рукой на автобус, зашагал по направлению к станции. Хотелось подышать вволю пьянящим апрельским воздухом, но главное – свести в единое целое те пока что разрозненные факты, которые удалось накопать за эту поездку в Чехов.

Итак, налицо классический любовный четырехугольник, который должен был в конце концов взорваться, чтобы похерить под собой все то, что еще недавно называлось любовью.

И вот они, четыре стороны драмы, на фоне которой дедушка Шекспир действительно мог отдыхать.

Во-первых, отвергнуто-униженный и обманутый претендент на сердце любвеобильной красавицы, которого поматросили да бросили, а если говорить словами родной тетки этого несчастного, то дать-то ему дали, да замуж не вышли.

Второй герой этой драмы – более удачливый счастливец, которому повезло. Хотя еще неизвестно, кому из них на тот момент повезло больше: Толстопятову или все-таки Юрию Толчеву? Одному из этих двух идиотов судьба подарила шанс навсегда избавиться от вампира в юбке, а второму... Впрочем, не суди, да не судим будешь. Вряд ли Толчев мог предполагать, в какие силки затягивают его взыгравшие гормоны, когда балдел от счастья, наслаждаясь в ЗАГСе божественными звуками вальса Мендельсона.