Павел Амнуэль - Конус жизни

– Я не верю в сверхъественное, – сказала она. – Я не о таинственном, необъяснимом, странном… Все объясняется естественными законами природы. Может, игрой случая. Но ведь и у случайных, казалось бы, событий, есть скрытые причины, о которых мы не знаем. Вы уже поняли, детектив, о чем я? Да? Но не понимаете, при чем тут вы, верно?

– Да, – сказал я, просто потому, что ей нужен был хоть какой-то сигнал к продолжению.

– Я вижу, мой рассказ начал вам надоедать.

Я покачал головой.

– Вы мне верите, правда? Очень важно, чтобы вы мне верили.

Не знаю – до сих пор не знаю – почему я наклонился к ней через стол, сжал ладонями ее холодные пальцы и сказал:

– Да.

– Со мной все в порядке, уверяю вас. Я советовалась с психологом. Аллисон его фамилия. Он, правда, на пенсии, но консультирует. Он сказал, что у меня здоровая психика. Вот… Вы же понимаете, что Мелиссу и Генриха, а, возможно, еще кого-то убили, и убийца на свободе!

Я все еще держал ее за руку. Я чувствовал, как она сжимает пальцы, я видел, что она на нервах, видел, что эмоции зашкаливают. Я понятия в тот момент не имел, что должен был сделать.

Как объяснить перепуганной женщине, что все, ею рассказанное (я тоже мог ей рассказать – о Пловере, например), не имеет отношения к криминалистике. Да, несколько человек погибли, доведя себя до состояния, когда не выдержало сердце. Да, произошли по крайней мере два необъяснимых события. Хорошего бы физика к нам в команду – и дать время и аппаратуру, чтобы он (или они, да хоть целая лаборатория) нашел научное объяснение тому, что только выглядит сверхъестественным. В конце концов, наука всему находит объяснение, иначе не бывает.

Я должен был это сказать, но еще крепче сжал ей пальцы и спросил:

– Как можно было это сделать? Наркотик, изменяющий поведение? Ничего подобного эксперты не обнаружили, так ведь?

Она покачала головой.

– Я не знаю. А вы можете узнать.

Я не мог, но как ей это объяснить?

– Послушайте, – сказала она. – Неужели вы не видите даже того, что перед вашими глазами?

Перед глазами я видел перепуганную женщину, смотревшую на меня с надеждой, оправдать которую было не в моих силах и не в моей компетенции.

– Статистика, – сказала она. – У вас же есть статистика подобных случаев. Должна быть. Я знаю: при каждом случае неожиданной смерти, пусть даже выясняется, в конце концов, что человек умер по естественной причине, обязательно вызывают полицию. У вас должны быть записаны все такие случаи. За много лет.

Наверняка. И что?

Я подумал это или спросил вслух?

– Вы можете посмотреть, когда это началось. Вы можете посмотреть, где это происходило. Вы увидите, что… Не знаю. Могу предположить. Но вы увидите. А еще, наверно, были случаи, о которых полиция не знает. Я расспрашивала людей. У меня много знакомых. Мне рассказывали. Может… даже наверное… что-то они придумали, что-то преувеличили… Я вам рассказала только то, в чем уверена. Что знаю сама, а вы можете…

Вообще-то идея была здравая. Не то чтобы Мери в чем-то меня убедила, но я мог, конечно, выполнить ее просьбу: из федеральной базы данных достаточно просто вытащить все подобные случаи. Мог я это сделать? Вообще-то мог, но не должен был. Потратить время на пустую, в принципе, работу, когда есть много реальных дел, которыми я должен был заниматься.

– Хорошо, – сказал я. – Погляжу, что можно сделать. Только…

– Если вы ничего не обнаружите… Я имею в виду – ничего странного… Я извинюсь и больше никогда…

Никогда – что?

Я не хотел, чтобы она сказала: «никогда больше вас не потревожу» или что бы то ни было в таком духе. Я хотел… Я знал, чего хотел, и это мне не нравилось. Это было неправильно.

– Хорошо, – повторил я. – Это займет время. Я позвоню вам.

Она кивнула. Я отпустил, наконец, ее ладони, и мы вдруг стали чужими. Будто физический контакт сцеплял нас на каком-то более высоком уровне. Она не смотрела на меня, я понял, что надо расплатиться и попрощаться. Любое слово сейчас было лишним. Любой взгляд.

Я подозвал официанта, расплатился – за себя, понимал: Мери не позволит мне за нее заплатить. Попрощался и ушел. У двери оглянулся – она сидела неподвижно, глядя перед собой. В мою сторону не обернулась.

Не могу сказать, что думал о Мери постоянно. Не могу даже сказать, что думал о ней часто. Изредка – да, вспоминал, и мне все меньше нравилось собственное обещание. После нашего разговора в кафе прошла неделя или чуть больше. Работы было много, работы у нас много всегда, одновременно приходится вести несколько – иногда до десяти – дел, обычно простых, рутинных, требовавших не «серых клеточек», а тупой прилежности. Мозги застывают, работаешь на автомате, даже когда ездишь на задержание и знаешь, что преступник вооружен, – все равно инстинкт и профессионализм заменяют работу мозга.

Вечерами или после ночных дежурств, приходя домой вымотанный, я вспоминал о Мери – о ней, а не о собственном обещании. Но через неделю или чуть позже, не помню точно, я зашел к криминалистам, нужно было забрать переданные на исследование вещественные доказательства.

– Детектив, – обратился ко мне молодой компьютерщик, я его видел впервые и не знал имени, – вы не хотите ли провести статистический анализ? Я могу. Случаи внезапной смерти от остановки сердца.

– Откуда вы…

– Ну как же, – он посмотрел на меня с удивлением. – Все протоколы поступают к нам, в том числе и ваши. Заносятся в полицейский архив. Как-то я обратил внимание на эти случаи. Они не криминальные, и мы их отсеиваем. Вы тоже? А ведь любопытно, наверно, посмотреть в системе.

Статистика. То, о чем говорила Мери. Все случаи действительно не криминальные, и потому с ежедневными отчетами и открытыми делами работать бессмысленно. Искать нужно по ключевым словам и… Программист меня перебил, заявив, что задача любопытная, он лучше меня разбирается, как за нее взяться, и, кстати, ключевые слова не помогут, потому что…

Лекцию, которую он мне закатил назидательным тоном, я слушать не стал, сослался на недостаток времени и ретировался, о чем впоследствии жалел, потому что мог, оказывается, избежать неприятностей и спасти, возможно, несколько жизней. Проблема в том, что, совершая или не совершая какие-то поступки, обычно не просчитываешь последствия, а если пытаешься просчитывать, то максимум на один-два хода вперед. И дело здесь не в том, что у тебя плохая интуиция или ты, в принципе, не умеешь анализировать. Напротив, обычно, чем больше ты анализируешь ситуацию, тем чаще ошибаешься. Потому что в жизни вообще нет ясно просчитываемых дорог, разве что самые примитивные одноходовки, которые тебе, конечно, удаются, и ты начинаешь считать себя гроссмейстером. В подавляющем же большинстве действительно интересных и важных случаев правильный (хотя даже понять, что называть правильным, удается не часто) анализ невозможен из-за того, что известны лишь три-четыре факта из десяти. Или три из ста. А бывает – только пять из тысячи. И большинство привходящих обстоятельств, даже если они известны (чаще – нет), выглядят несущественными, неважными или не относящимися к делу, хотя реально именно от них зависит исход.