Донна Леон - Ария смерти

Повисло молчание. Брунетти, пользуясь паузой (пока остальные ели), присмотрелся к гостье внимательнее. Первое впечатление оказалось обманчивым. Покой, умиротворение? Во Флавии ощущалось огромное внутреннее напряжение. Она ела очень мало и не прикоснулась к вину. Брунетти помнил, как много лет назад его поразила красота ее голоса – не только его тон, но и плавность, с которой певица переходила от фразы к фразе, и прекрасная дикция. Сегодня же в разговоре она то и дело запиналась, а один раз даже не закончила предложение, – словно забыла, что хотела сказать. Но в ее тоне по-прежнему чувствовалась мягкость, навевающая мысли о спелом персике.

Брунетти понятия не имел, с какого рода стрессами сталкиваются певцы во время работы. И чувствуют ли они себя отдохнувшими и свободными, пока не закончится череда спектаклей и можно будет больше не волноваться о самочувствии, голосе, погоде, коллегах? Следуя за ходом своих мыслей, Брунетти попытался представить, каково это – целый день думать о том, что вечером тебе придется работать, подобно атлету перед соревнованиями.

Он снова вернулся к застольной беседе, когда Флавия спросила у конте, какие оперы он слушал в этом сезоне.

– Ах, синьора! – Граф с женой переглянулись, после чего он кашлянул и наконец улыбнулся. – Вынужден признать, что я еще не был в театре.

В голосе тестя Брунетти уловил ту же нервозность, что и у Флавии.

– Спектакль с вашим участием будет первым!

Если конте и опасался упрека, то напрасно.

– Что ж, это большая честь для меня.

Флавия хотела сказать что-то еще, но вошла горничная и стала собирать тарелки со стола. Служанка вышла, однако вскоре вернулась, и каждый получил свою порцию трески со шпинатом.

Когда прислуга вновь удалилась, конте попробовал рыбу, кивнул и сказал:

– Не соглашусь с вами, синьора. Это честь для театра, что вы поете у нас.

Флавия скептически вскинула брови и посмотрела через стол на Брунетти, но ее ответ предназначался хозяину дома.

– Полагаю, это не совсем так, синьор граф, но за комплимент спасибо. – И более серьезным тоном добавила: – Это было бы справедливо сорок-пятьдесят лет назад. В те времена действительно были певцы . И любой театр с радостью распахивал перед ними двери!

Пока Брунетти пытался осмыслить этот новый для себя образчик «певческой скромности», контесса спросила у гостьи:

– Так все дело в театре?

– Я давно для себя решила: не стоит прямо высказываться о тех, кто дает тебе работу.

Флавия обращалась к графине, но Брунетти показалось, что ее слова адресованы всем присутствующим. И гостья тут же предоставила графу возможность выразить свое мнение.

– Вы взрослели вместе с «Ла Фениче», конте! И своими ушами слышали, как меняется качество исполнения. – Не дождавшись ответа, Флавия продолжила: – У вас – абонаменто , поэтому вы не могли не заметить изменений.

Брунетти обратил внимание на то, что она намеренно не спрашивает, почему граф так и не посетил ни одного представления в этом сезоне.

Конте откинулся на спинку стула, выпил чуть-чуть вина.

– Полагаю, это как в случае с кузеном, сбившимся с праведного пути: он не общается с родней, распутничает, врет напропалую, и от тюрьмы его спасает лишь то, что у семьи есть деньги. – Он улыбнулся, пригубил вино и, явно наслаждаясь сравнением, продолжал: – И что бы он ни вытворял, сколько бы денег ни крал, ты все равно помнишь его очаровательным юнцом, и сколько времени ты провел с ним и его приятелями в детстве, и как это было хорошо. А потом он звонит в сильном подпитии в два часа ночи и говорит, что придумал, как заработать кучу денег, или что у него новая любовь и он хочет жениться, но хорошо бы ты подкинул ему наличных; и ты даешь ему деньги, даже зная, что не следует этого делать. Что он потратит их на дорогостоящий отпуск, который, возможно, проведет с новой возлюбленной или со старой знакомой. Что этих денег тебе никто не отдаст. И что через полгода-год кузен еще раз провернет с тобой этот фокус. – Конте поставил бокал на стол, покачал головой в притворном отчаянии, потом по очереди обвел всех взглядом. – Но семья есть семья.

– Боже правый! – засмеялась Флавия. – Только бы мне не вспомнить об этом, когда я снова увижусь с директором!

Она расхохоталась так заливисто, что ей пришлось прикрыть рот салфеткой и уставиться в свою тарелку. Отсмеявшись, певица посмотрела на конте и сказала:

– При иных обстоятельствах я бы подумала, что вы работаете в этом театре!

Ремарка Флавии осталась без ответа, и по взаимному, пусть и молчаливому согласию они сменили тему. Паола спросила у гостьи о детях: сын Флавии и Кьяра были одногодки, а дочка чуть младше Раффи. Гостья с видимым удовольствием сказала, что у них все хорошо, они учатся в международной школе в Милане, где она живет бо́льшую часть года, и добавила, – кажется, даже стараясь, чтобы это не прозвучало как бахвальство, – что ее дети свободно владеют итальянским, испанским и английским. Брунетти отметил про себя, что о муже она сказала лишь то, что он испанец.

Беседа снова стала общей, и Брунетти тоже произнес пару реплик. Его внимание постоянно привлекала нервозность гостьи. Вечером после спектакля Флавия рада была его видеть, значит, сегодняшнее волнение не связано с тем, что когда-то он многое узнал о ее личной жизни. Конте с контессой, будучи в хорошем настроении, могли с легкостью успокоить и расположить к себе не только взволнованную гостью, но и впечатлительную левретку; с левреткой было даже проще – вряд ли она обратит внимание на портрет кисти Тициана в гостиной и выгравированные на столовом приборе фамильные гербы. Паола тоже, отметил про себя комиссар, старательно играла роль примерной матери семейства.

Контесса спросила, где Флавия планирует выступать после Венеции, и та ответила, что еще неделю будет петь Тоску здесь, затем устроит себе небольшой отпуск, а после поедет в Барселону. Брунетти показалось занятным, что она не уточнила, куда именно отправится во время отдыха и будет ли работать в Испании. Он по опыту знал, что большинство людей готовы бесконечно рассказывать о себе, и не ожидал такой скромности от оперной дивы.

Паола удивила всех, сказав:

– Наверное, тяжело так жить.

Флавия резко повернулась к ней, но тут же опустила глаза и взяла бокал с вином. Намеренно долгий глоток – и певица поставила бокал обратно на стол.

– Да, иногда. Постоянные переезды, и часто ты в чужом городе один – по многу недель подряд. Я скучаю по сыну и дочери, но они уже не в том возрасте, когда дети горят желанием проводить свободное время с матерью.

И, подумав, что это могло прозвучать как жалоба, она, опомнившись, быстро добавила: