Фридрих Незнанский - Ночной снайпер

— А разве убийство известного журналиста нельзя потом перекрыть другим убийством, например очередного банкира? И широкая общественность, давно севшая на иглу скандального ужаса, охотно и сразу переключит свое внимание на это.

Турецкий только вздохнул и поднял глаза к потолку.

Лиза повернулась к Гере, лежавшему на спине, потрогала пальцами его губы.

— О чем мы думаем? — спросила она. — Все о телефонных платежках, которые я привезла?

Гера не ответил, только притянул к себе, положив ее голову на свое плечо. Она обняла его, уткнулась носом в грудь, снова откинулась на спину.

— Да, не идет из головы… надо ведь ехать в прокуратуру, а так не хочется. Но надо!

Он спустил босые ноги на пол.

— Чертова работа, никогда и никак не отпускает.

— Твоя жена поэтому от тебя ушла? — спросила она, помедлив. — Что ты все время погружен в работу?

— Нетрудно догадаться… В общем-то да, — кивнул он, одеваясь.

— До сих пор переживаешь? — Она приподнялась на локте и заглянула ему в лицо.

— Хорошо, что ты приехала, — ответил он не сразу. — Только сейчас почувствовал, как устал.

— Вот и отдохни… — тихо сказала она.

— Представляешь, телефон отключил, а звонка все равно жду.

— Наверно, тебе нужно позвонить, а я тебе мешаю? — спросила она, подняв голову. — Ты звони, не обращай внимания.

— Пожалуй, — сказал Гера. — Извини, мне нужно только на работу… Хотя бы передать информацию о платежках и узнать, есть ли новости.

— Можешь не извиняться, миленький мой…

Он подошел к телефону.

— Зоя, мне кто-нибудь звонил? — спросил он.

— Все звонили! Куда ты пропал? Александр Борисович несколько раз спрашивал, даже Игорь Залогин звонил, — сказала она. — Очень взволнованный, наговорил мне всяких ужасов, что убили и ограбили его учителя, профессора Симукова и его жену, потом еще кого-то. Честно говоря, я мало что поняла. Но я все записала на автоответчик и отдала Александру Борисовичу, а Залогин сейчас у него…

— Не соединяй, — сказал Гера. — Скоро приеду, так и передай.

Все понятно, отрешенно подумал он. Убили любимого учителя нашего журналиста, и мы должны все бросить и бежать ловить убийцу… Кому сегодня нужно убивать старых профессоров? Только чтобы ограбить? А сегодня все время кого-то убивают… И этому не будет конца. И жизнь твоя пройдет, а убивать все равно будут.

— Ну как, встретили Елизавету Петровну? — спросила Зоя. — Хорошо ее устроили?

— Все нормально. Если шеф спросит, скажи, что к вечеру я буду готов его выслушать. Все, до вечера.

— А сейчас? — спросила она. — Ты что, чем-то очень занят?

— Да, сейчас я занят! — вдруг вспылил он. — Для всех! Просто вы все привыкли, что я всегда для всех свободен! А с этого дня я буду занят для одних, потому что свободен для других!

— А почему вы на меня кричите? — спросила Зоя дрогнувшим голосом. — Сейчас вы чем-то заняты, я так и поняла. И передам это всем, кому вы срочно потребуетесь.

Он положил трубку, потом, вздохнув, стал быстро одеваться и собираться… В прокуратуру.

Зоя тоже положила трубку и достала из стола зеркальце, посмотрела на себя. Потом на часы. Конец рабочего дня еще не скоро, любимый сотрудник шефа развлекается с провинциалкой из Архангельска, а ей что, больше всех надо? И безотчетно вздрогнула, когда зазвонил городской телефон.

Михайлова и Корнеева в Шереметьево-2 ждала скромная «восьмерка», в которой сидел Мамонт.

— Что хоть здесь стряслось, не в курсе? — спросил Михайлов, когда они отъехали несколько километров от аэропорта. — Почему Колян нас вдруг отозвал?

— Откуда я знаю? — хмыкнул Мамонт, глядя в зеркальце заднего обзора на сидевших сзади. — А вы че, пацаны, решили там насовсем остаться?

— Неплохо бы, — улыбнулся Михайлов. — Житуха там, правда, скучная, но ведь все веселье было впереди.

— А работа?

— Не бей лежачего, когда он спит вечным сном, скажи, Леха? — хохотнул Михайлов и подтолкнул локтем Корнеева, сидевшего рядом.

Тот не ответил, сумрачно глядя в окошко на проносящиеся мимо подмосковные пейзажи.

— Че-то он загрустил, а? — сказал Мамонт.

— Неудачная любовь с первого взгляда, — продолжал в том же духе Михайлов. — Да ладно тебе киснуть, Леха! Я тебе в Москве десяток таких же девок найду! И получше твоей Гретхен, или как ее… Скажи, Толян?

— Ну! — поддержал тот.

Когда Мамонт довез прибывших до Сретенки, где их ожидал Николай Григорьевич, он подождал, пока они войдут в подъезд, после чего набрал на сотовом номер босса.

— Колян, это я. Кое-что узнал по пути. У стрелка нашего там какая-то несчастная любовь приключилась, чуть нас на бабу не поменял, теперь опущенный весь, всю дорогу помалкивал, слова из него не выудишь. Может, ему девку по-быстрому подыскать?

— Это я тебе потом скажу, — недовольно ответил босс.

— Все понял…

Хозяин встретил Михайлова сухо. Корнеев увидел Николая Григорьевича впервые, но тот не поздоровался и не представился. Хозяин молча кивнул на кресла и без лишних слов включил компьютер, где вскоре всплыла в русском переводе статья из швейцарской газеты «Цюрихе цайтунг», в которой речь шла о трагической гибели немецкого бизнесмена Курта Топлиха и его невесты Гретхен, сорвавшихся с машиной в горную пропасть. Дав им прочитать, он открыл другую, более позднюю статью о первых результатах расследования местной полиции. Там было сказано, что задняя шина «мерседеса», на которой ехали погибшие, была пробита пулей, выпущенной со стороны горного леса. Пулю пока не нашли. Но тщательно ищут.

— Ваша работа? — строго спросил Николай Григорьевич, переводя взгляд с Михайлова на Корнеева. — Только не врать!

— А ничего другого не оставалось, — виновато сказал Михайлов, дочитав до конца и разведя руками. — Я Леху предупреждал. А он втюрился в эту Гретхен, просто сил нет, а она в него тоже. А он еще с ней по-русски заговорил. Сказал, как его зовут. Ну и жених вздумал ревновать. А в наших паспортах стояло, что мы поляки. Он про это в журнале у портье прочитал и утром намылился в полицию. Русская мафия, то-се. А девка эта с ним увязалась… Я сама послушаю, что ты там на моего русского наговоришь.

— Ты что, пьян? — прервал его Николай Григорьевич, глядя на Леху. — Обратно в камеру захотел?

— Немного выпил, — пробубнил Леха. — А что, нельзя?

По тяжелому взгляду хозяина он наконец понял, вернее, почувствовал, кто здесь принимает решения, а также распоряжается чужими судьбами и жизнями, в том числе его собственной.

— И ты, выходит, любимую женщину своей же рукой? — сощурился Николай Григорьевич, по-прежнему глядя на Леху. — Язык проглотил?

— Я не знал, что она в машине, — угрюмо ответил тот. — А он не сказал…