Юджин Рэнд - Рождение ворона

А еще все эти опасности, к чему они? Я столько раз видела, как ребята уходят на «дело», но назад их уже возвращали мертвыми. Только сейчас, сидя здесь, я понимаю, что смотрела на них как на кукол, в то время как у этих ребят и девчонок тоже есть семьи, которые теперь тоскуют по ним. Точно так же, как я тоскую по своей семье.

После встречи с Аароном я уже не видела никакой так называемой романтики в том, как я жила. На самом деле все это было пустышкой, мусором. Игра, которую я себе вообразила. Пожалуй, я могу честно сказать себе: «Рейвен Уильямс, ты заигралась, подруга».

Но как мне быть с условием, которое выдвинул Аарон? Эта академия не для неженок и слабаков. Продержусь ли я там все это время, а если вылечу, не посадят ли меня тогда в тюрягу? После того как погиб папа, после стольких лет службы и моей текущей жизни смогу ли я вообще иметь право быть копом? По силам ли мне перечеркнуть все, что у меня сейчас есть, чтобы начать с нового листа? С другой стороны, а что у меня сейчас есть? Верно – ничего. Ни работы, ни образования, ни опять же семьи. Когда-то я была подающим надежды ребенком, которого ждало беззаботное и стабильное будущее. А теперь что? Перебежки со вписки на вписку, постоянные кумары и жизнь впроголодь. Удивляюсь, как я вообще еще не подохла. Ха, но, возможно, это хоть одно мое достижение. Маленькое достижение для Вселенной, но огромное для Рейвен Уильямс.

Аарон сказал, что у меня есть шанс вырваться из этой грязи. Возможно ли, что он прав? Думаю, да. Старик Кэмпбелл всегда был довольно мудрым чуваком, наставником моего отца. Возможно, доверься я ему до конца, он бы и меня смог направить в нужное русло. По крайней мере, пытался все прошлые годы до моего побега, и, возможно, он наконец достучался до меня.

После всех этих мыслей и глубоких дум мне снова приснились родители. На этот раз, к счастью, это не было воспоминание об их смерти. Это был совсем другой осколок моего прошлого.

Первой мне приснилась мама. Приснилось, как она впервые дает мне в руки свои кисточки для рисования. Кажется, мне тогда было лет пять. Следующий момент: я вспомнила, как она учила меня рисовать. Я всегда хотела уметь рисовать также красиво, как мама, но, к сожалению, не все таланты родителей передаются детям. Потом мне приснилось, как я читаю какую-то книгу, а она пытается это изобразить на холсте. Наверное, странно, что эти воспоминания связаны именно с ее хобби и работой. Наверное, я запомнила ее именно такой – вечно что-то набрасывающей в свой альбом. Однажды она даже пыталась зарисовать мои нелепые уроки игры на гитаре. Тогда я сильно психанула, маме удалось меня развеселить. Она нежно взяла у меня гитару и, немного перебрав струны, напела мне короткую мелодию, которую сочинила сама. Мама была талантлива не только в рисовании, но много в чем. Еще я запомнила ее почти всегда улыбающейся или смеющейся. У мамы была очень красивая улыбка. Наверное, это все отпечаталось в воспоминаниях, потому что мама почти всегда работала в моем присутствии, не важно, была ли я маленькой или чуть постарше.

Затем воспоминания о матери резко оборвались, и на смену им пришел сон о папе. Он был высоким и очень красивым, с точеным подбородком, который часто называют волевым. Папы часто не было дома, ведь работа полицейского подразумевала многочасовые расследования и бесконечные сверхурочные. Но когда у него выпадал выходной, я была счастлива, потому что тогда весь день он посвящал играм со мной. Пару раз в начальной школе я просыпалась поздно ночью и тайком видела, как он делает за меня уроки, если тема оказывалась мне не по зубам. В основном это была математика. Часто он так делал даже после того, как приходил уставший с работы. Если он вдруг и сам забывал школьную программу, мама обязательно ему подсказывала. А наутро я просто переписывала то, что он решал, и все ответы были правильными.

Последней мне приснилась Кэти. Точнее, сначала мне приснилось, как родители сообщают мне, что скоро в нашей семье будет прибавление. Потом я увидела, как родители приносят ее домой из роддома и впервые показывают ее мне. Она была такой крохотной и беззащитной, что в тот день я сказала маме, что буду всегда ее оберегать. Какой же это было глупостью, сказанной маленькой девочкой! Первые полгода я даже близко к ней боялась подходить, потому что думала, что сделаю что-нибудь неправильно и она заплачет. А плакала маленькая Кэти очень много. Затем, словно конвейер, передо мной промотались многочисленные воспоминания о сестренке, где она носится по дому, что-то разбивает и получает нагоняй; падает с велосипеда и, не подавая вида, что ей больно, бредет домой; случайно рвет одну из моих плюшевых игрушек, и мы с ней громко ругаемся, а потом я защищаю ее от соседнего хулигана из ее детсадовской группы.

Последним видением стало то, как мы все вместе купаемся в нашем бассейне. Мама сидит на краю, лишь окунув ноги. Я прыгаю с разбега бомбочкой в воду, обрызгав всех вокруг. Папа учит Кэти плавать, но это было без толку – вода отказывалась держать сестренку, и в итоге она так и не успела научиться этому. Сон начал растворяться словно в черном тумане, и последнее, что я услышала, было эхо отцовского голоса: «Девочки, не важно, на земле вы или в воде, – всегда держитесь на плаву».

Наутро я проснулась вся зареванная.

Прошло два дня с тех пор, как я провожу свое время за решеткой, плюя в потолок и думая о всех возможностях. Поразмыслив обо всем как следует, я задалась другими вопросами, которые стали волновать больше, чем возможность схлопотать срок, и теперь я лишь ждала появления Кэмпбелла. Когда Аарон наконец зашел в мои скромные пенаты, я уже была готова ко всему. Он ждал моего ответа, но, прежде чем его получить, я спросила, могу ли я получить ответ на интересующие меня вопросы. Аарон без промедлений согласился.

– Когда машина перевернулась, перед тем как погиб отец, я уверена, что слышала, как раздался выстрел. Когда меня вытащили из покореженной машины, мне не дали посмотреть на его тело. Скажи, Аарон, это ведь не случайная автомобильная авария? Она была подстроена из-за отца? На самом деле его застрелили, и только я, мама и Кэти были случайными жертвами?

Аарон стоял молча, обдумывая в голове, что ему ответить мне. Но вместо любых разглагольствований он вымолвил лишь искреннее «Да». Тогда я задала следующий вопрос:

– Раз это правда, то что за сволочь это сделала?

– Я не знаю, кто это был, Рейвен. Правда не знаю, – он был предельно честен, но меня такой ответ не устраивал. Я почувствовала, как впервые в жизни во мне закипает праведная ярость.

– Тогда почему ты не искал этого убийцу? Почему он еще не гниет в тюрьме или вообще не сдох?