Николай Леонов - Убит по собственному желанию

– Вы можете точно сказать, какой период охватывает этот список? – спросил он.

– Самое первое дело из списка датировано октябрем, – ответил Полторанин. – То есть он охватывает четыре месяца. Если этого недостаточно, скажите, я подниму дела за более ранний период.

– Нет, четыре месяца, пожалуй, достаточно. Я вижу, здесь в основном дела о мошенничестве, подлоге, коммерческом подкупе. Значит, Конягин занимался экономическими преступлениями?

– Да, он специализировался на нарушениях в сфере экономики.

– А не было в его практике, чтобы кто-то из фигурантов дел, которые он рассматривал, ему угрожал?

– Нет, Михаил никогда ни о чем таком не говорил, – покачал головой Полторанин. – А поскольку мы общались не только на работе, но и у него дома – прямо скажу, много общались, – то я могу уверенно ответить, что таких случаев не было. У нас в прокуратуре таких случаев вообще почти не бывает. Я понимаю, вы вспоминаете свой опыт. У вас в полиции, наверное, такое происходит чаще. Но у нас другой контингент. Фигуранты наших дел, как правило, – люди опытные, денежные. Они привыкли взвешивать свои слова и поступки, поэтому на такой опрометчивый шаг, как угрозы в адрес прокурора, не идут.

– Значит, угроз не было… – задумчиво произнес Гуров. – Выходит, придется знакомиться со всеми этими делами подробно. В таком случае, может, укажете компьютер, где бы я мог открывать и смотреть эти дела? Или они у вас в бумажном виде?

– Угадали. Пока что у нас все в основном в бумажных папках. Занимайте вон тот стол, и я вам сейчас сгружу все два десятка дел.

– Погодите, давайте еще минутку пообщаемся, прежде чем я засяду за бумажную работу, – остановил Лев прокурора. – Вы сказали, что встречались с Конягиным не только на работе, но и дома, в часы отдыха. Значит, вы входили в компанию, в которую входил также, по моим сведениям, следователь Вершинин?

– Да, это был постоянный состав нашей компании: Конягин, Вершинин и я. С женами, конечно, иногда и с детьми.

– А там, на отдыхе, Конягин не упоминал о каких-либо странностях, связанных с работой? Не говорил, что кто-то за ним следит?

Полторанин задумался.

– Слежка… Чье-то постоянное внимание… Нет, знаете, я такого не припомню… Кажется, ничего такого не было…

– Ладно, оставим эту тему. Но если вспомните подобный эпизод – обязательно скажите мне. Это может быть очень важно.

После этого, уже ни на что не отвлекаясь, Гуров уселся за стол в углу. Прокурор извлек из сейфа одну за другой два десятка папок с делами, водрузил их перед сыщиком и, вернувшись за свой стол, тут же принялся звонить кому-то по телефону. А Лев его уже не слышал, так как целиком сосредоточился на главной задаче – на изучении лежавших перед ним папок.

На самом верху лежала папка с делом о систематическом завышении объемов выполненных работ при выполнении муниципального заказа – укладке тротуарной плитки в пешеходной зоне города. Он листал акты, объяснительные записки, протоколы допросов, заключения экспертов. Обратил внимание на сумму ущерба, которую город требовал взыскать с фирмы, укладывавшей плитку, – свыше двадцати миллионов рублей. «Да, за такие деньги можно убить. Да что там – можно убить и за гораздо меньшие деньги. Только какой в этом смысл? Подрядчик дело проиграл, деньги, хотя и в меньшем объеме, с него взыскали. Только из мести? Нет, так не бывает. Не то, не то…»

Он взял следующую папку. Тут содержалось более сложное, запутанное дело о долевом строительстве. Подрядчика, строительную фирму, обвиняли в мошенничестве. И сумма здесь значилась гораздо более внушительная, чем в истории с плиткой, – тут речь шла уже о пятидесяти миллионах. На этом деле Гуров застрял почти на час – пришлось вникать во все перипетии этой запутанной истории. А в итоге оказалось, что прокурор Конягин не поддержал обвинение в мошенничестве. Он счел, что подрядчик допустил ряд нарушений, и вынес постановление об их устранении. В итоге подрядчик потерял лишь несколько миллионов – ему пришлось переоформить несколько квартир.

«Ну, тут застройщик должен прокурора не убивать, а памятник ему ставить, – подумал Лев. – Так что для моих целей это дело тоже не годится».

Следующие несколько дел тоже не дали ему пищу для дальнейшего расследования. В одном случае владелец небольшого магазина, расположенного в подвале, жаловался на владелицу здания, некую Ирину Мельникову, что она грубо нарушает договор аренды, создает препятствия для работы магазина, добиваясь, чтобы владелец закрыл свою торговую точку и убирался на все четыре стороны. Оказывается, у госпожи Мельниковой возникли какие-то новые планы по использованию здания. Прокурор Конягин вник в существо спора и решил, что владелец магазина прав – его права, как арендатора, грубо нарушены. Пришлось Ирине Мельниковой оставить его в покое. Да, хозяйка дома была ущемлена, но дело было слишком мелкое, к тому же потерпевшей стороной была женщина, и ее вряд ли можно записать в список возможных убийц.

В другом деле шла речь о нарушении «красной линии» городской застройки. Жители нескольких домов по улице Революционной жаловались, что хозяин возводимого на улице нового дома захватил больше метра тротуара, нарушил «красную черту». «Уже сейчас, когда идет строительство, по тротуару стало невозможно пройти, – писали жители в своей жалобе. – А когда дом построят, как нам стало известно, на первом этаже откроют магазин. Выставят на тротуар рекламный стенд, еще что-нибудь, и опять у нас прохода не будет». И в этом случае прокурор встал на сторону жалобщиков. Конягин привлек городской комитет по архитектуре, инспекцию по строительству, те проверили жалобу и сочли ее совершенно справедливой. Застройщик, некий Геннадий Харченко, действительно захватил часть городской земли и нарушил «красную линию». Конягин был беспощаден: он потребовал полностью снести возводимое здание и строить его заново, без нарушений. Застройщик пробовал протестовать, но ничего не добился. Однако он нашел выход из положения: поскольку стройка была в самом начале, он не стал ничего сносить, просто изменил проект и заасфальтировал часть фундамента, выходившую за «красную линию». Дом стал ýже, площадь его меньше, но закон был соблюден.

И весь этот конфликт происходил в январе-феврале, непосредственно перед гибелью Михаила Конягина. Гуров решил, что в этом случае застройщик Харченко мог затаить злобу на прокурора, который ввел его в значительные расходы, и уже собрался было занести Харченко в список подозреваемых, но сначала решил проверить, чем занимается этот застройщик в настоящее время. И выяснил, во‑первых, что Геннадий Харченко – человек весьма преклонного возраста, ему около 80 лет. А во‑вторых, сразу после конфликта с жильцами он продал новостройку другому хозяину, удалился от дел и больше никаким бизнесом не занимается. Как удалось установить Гурову, Геннадий Харченко в настоящее время тяжело болен и прикован к постели. Стало быть, он никак не мог быть причастным к убийству журналиста Угрюмова, да и с прокурором Конягиным, здоровым мужиком в расцвете сил, вряд ли мог справиться. Это дело тоже пришлось отложить в сторону.