Юрий Перов - Косвенные улики (сборник)

Никаких сомнений быть не могло. Афонин еще раз подтвердил, что слышал стук двери и даже краем глаза видел входившего Власова.

Потом я отвез Власова в отделение. Когда мы с ним остались одни в моем кабинете, я в сердцах грохнул кулаком по столу и закричал на него:

– Долго ты мне будешь голову морочить? Давай выкладывай! Где ты был позавчера до одиннадцати часов?

Он сидел согнувшись, курил папиросу и смотрел в пол. Потом загасил окурок, поднялся и сказал, тыча пальцем в бумаги, лежащие на моем столе:

– Пиши давай. Ну, бери ручку и пиши. Я, Егор Власов, признаюсь, что убил… – Он прокашлялся. – Никитина. – Потом сел и добавил: – Из ружья.

Я, ничего не понимая, смотрел на него. Власов отвернулся и повторил:

– Пиши! Я, Егор Власов, признаюсь, что убил Никитина Владимира Павловича.

– Брось, Егорыч, – неуверенно сказал я. – Будет тебе дурака-то валять. Что ты на самом деле, с ума спятил? Зачем врешь? Дело серьезное, а ты как ребенок, честное слово. То не хочешь сказать, где был, то вообще черт знает что болтаешь. Иди, брат, отдохни. Я к тебе приду через часок. Вот на самом деле вместо того, чтобы помочь, голову морочит как маленький.

Егор не двинулся с места. Он не смотрел на меня. Мне даже сделалось неловко. Я решил его припугнуть. Взял в руки бумагу, положил перед собой, открыл ручку и сказал строгим голосом:

– Гражданин Власов, повторите ваши показания, я занесу их в протокол.

Он повторил.

Я отложил ручку и пошел в дежурку к Дыбенко за сигаретой. Там я отвел его в сторону и сообщил новость.

– Ну да! – изумился он. – Не может быть.

– Пошли, сам услышишь.

Дыбенко сел за мой стол, чтобы записывать показания.

– Гражданин Власов, расскажите все по порядку, – сказал я официальным тоном.

– Ничего не помню, – мрачно ответил Власов.

– Как же вы говорите, что убили, раз вы ничего не помните?

Я поймал взгляд Дыбенко. «Ну, я так и знал, что этим кончится», – говорили его глаза.

– Что убил, помню точно, а что было раньше и потом, не помню, начисто, как отрезало. Ничего больше не помню.

– А за что же вы его убили?

– Злой был – вот и убил.

– Злой вообще или только на Никитина?

– Только на него.

– Почему?

Егор некоторое время молчал. Видно было, что он напряженно думает. Потом твердо ответил:

– Он меня, инвалида, с завода выгнал как собаку. Не посмотрел, что друзья, что воевали вместе.

– Да разве за это убивают, Егорыч? – изумился Дыбенко. – Э-эх, – вздохнул он, – и плетешь же ты!

– Я плету, а ты расплетай, если хочешь. Такая у тебя должность. И вообще все! Хватит! Проводите меня на фатеру мою, на нары. Полежать хочу. Устал я от вас.

– Подпишите протокол, гражданин Власов.

Я протянул ему ручку. Он взял ее, покрутил, рассматривая, будто диковину, и круто, размашисто подписался под протоколом. Потом прочитал его, утвердительно кивнул головой и пошел к дверям.

На следующий день состоялись похороны Никитина. Народу собралось много. Траурная процессия заполнила всю Первомайскую улицу. Гроб с телом Никитина почти через весь город несли на руках друзья и близкие покойного. Среди них были постаревший за эти дни Агеев, Куприянов в черном костюме с торжественным лицом, а за ним, склонив голову на плечо, шел Афонин.

Я присоединился к процессии. Рядом с собой увидел Настасью Николаевну. В группе работников завода и вместе с тем несколько поодаль шла Лена. Увидев меня, она сдержанно кивнула и опустила голову. Вероятно, она не хотела, чтобы кто-нибудь, в том числе и я, видел ее слезы.

На кладбище говорились речи. Много хороших слов сказали люди о Никитине. Его жена стояла в изголовье закрытого гроба и не спускала с него глаз.

Я вернулся в отделение и стал звонить по телефону в областную прокуратуру. Связался с Зайцевым. Изложил ему обстановку. Он долго молчал. Соображал. Слышно было, как он сопит в трубку.

– Надо же такое, – сказал он. – А я уж было поверил в его невиновность… А он сам признался. Может, вы там на него нажали, я имею в виду морально?

– Да нет. Никто его за язык не тянул…

– А что же ты такой скучный? Радоваться должен. Помнишь, я тебе говорил, что Власов уверен в своей безнаказанности, потому и храбрится, хамит. Вот видишь, я оказался прав.

– Ты всегда прав, – сказал я грустно. – Только все-таки он никак не мог оказаться у своего дома через одиннадцать минут после убийства. А его видели именно в это время. Разве только у него крылья выросли… Он там мог быть только через двадцать пять минут. Самое маленькое через двадцать две.

– Вечно ты что-то придумываешь, Сохатый. В конце концов преступник признался сам. Все улики против него. Чего еще тебе нужно? Передавай дело в суд – и конец. Чего ты хочешь?

– Я хочу узнать, кто убил Никитина и за что.

– Большой оригинал! – сказал Зайцев в сердцах и бросил трубку.

– Кто убил и за что?

Собственно, эту фразу можно расчленить на два вопроса. Первый: кто убил? Второй: за что? Как ответить на эти два вопроса? С чего начать? Первая версия оказалась ложной. Она отодвинула следствие на три дня. Может быть, позволила преступнику уйти. Сколько раз давал себе зарок не поддаваться первому впечатлению! Не пользоваться фактами и уликами, лежащими на поверхности. Настоящая улика обычно достается с большим трудом, с потом. А тут что получается? Но почему же Власов признался в несовершенном преступлении?

Я пошел в изолятор временного содержания. Власов лежал на нарах, повернувшись к стене.

– Егорыч, – позвал я его, – спишь, что ли?

Он пошевелился, но так и остался лежать лицом к стене.

– Слушай, зачем тебе это нужно? Ты понимаешь, что ты валишь на свою голову?

Никакого ответа.

– Мне приказывают передавать дело в суд.

Он даже не шелохнулся.

– Ну, как хочешь, Егорыч, только ты это зря. Я тебе ничего плохого не сделал. Я только выполнял свой долг.

Сев за свой стол, я положил перед собой листок бумаги. В левом углу написал «КТО?», в правом – «ЗА ЧТО?». Долго думал, прежде чем занести в левую графу «Пуля». Я записал это слово и подумал, что нужно будет с Агеевым съездить на место охоты и осмотреть ствол и, если там окажутся всего четыре пули, а не пять… А разве не может быть такого, что Никитин один раз промахнулся? Впрочем, нужно все равно узнать точный список всех, кто ездил на охоту. Будет хоть маленькая зацепка.

Что еще можно записать в левую графу? Писать больше нечего… Впрочем, постой… Убийца использовал ружье Власова и подбросил в его колодец гильзу. Почему именно Власов понадобился ему? Очень просто. Тот все время пьян и спит. Удобно. Выходит, убийце еще и повезло, что мы сразу направились по ложному следу. А если он достаточно хорошо знал Власова, то ему нужно было опасаться, что на Егорыча мы никогда не подумаем. Власов частый гость у нас в милиции, беззлобный человек… Следовательно, убийца должен был как-то направить следствие, оставить какой-нибудь ясный маяк. А он ничего этого не сделал. Мы действительно никогда не подумали бы на Егорыча, если б его по стечению обстоятельств не увидели в ту ночь. Ведь только благодаря этому я нашел в его колодце гильзу и осмотрел ружье.