Нина Васина - Женщина-апельсин

– Какое задание, температура у меня. В воскресенье перетренировался.

– А в пятницу, в пятницу – как? Хорошо себя чувствовал?

– В пятницу… Ну да, я еще в субботу в футбол играл. Погоди. Мне надо брюки…

– Ничего тебе не надо, и так сойдет! – заявил Николаев.

– Да, – сказала Ева, – шарфик только повяжи, шапочку… вот так… умница!

– Ребята, – неуверенно смеясь, сопротивлялся Волков, – мы куда, ко мне врач сегодня придет.

– Да мы на полчасика, тут рядом, – приговаривал Николаев, вытаскивая его волоком на лестницу, потом в лифт, потом в машину.

Ева удивленно поехала за ними. Гнал Николаев быстро и зло. Ева уже боялась потерять их, но вдруг, когда они подъехали к пятьдесят второй больнице, поняла, что Николаев едет в морг.

Волков не понимал, куда его привезли, даже когда они прошли длинным коридором мимо каталок с накрытыми простынями телами. В холодильнике Николаев сказал, что привел главного свидетеля для опознания и что показывать надо в основном детей и женщин. Санитар удивленно посмотрел на Волкова.

– Это – родственник?

– Да. Он потомственный китаец.

Волкову показали четырех детей, трех мальчиков и девочку лет пяти. Когда перешли к застреленным женщинам, Волков потерял способность быстро двигаться, и Николаев тащил его от стола к столу волоком, восклицая:

– И эту не узнаешь? И эту? А вот эту узнаешь? Нет? Удивительно! А вот эту, действительно, трудно узнать… лица почти нет, но, может, по родимым пятнам?

– Что… это? – спрашивал плохо двигающимися губами Волков. – За-зачем это тут?

Ева вышла на улицу. Похолодало. Она вдруг вспомнила про Ангела Кумуса, как он там, бедный, с такой шикарной Далилой? Хорошо им там, чертям…

Николаев выволок Волкова, прислонил к стене. Опер уже не сдерживал рвотные потуги, но, видимо, позавтракать он не успел.

– Тебе Коля передал для меня записку? – спросил Николаев.

– Ка-какой Коля? – глаза опера были безумными.

– Коля, китаец, – ласково и медленно пояснил Николаев.

– А… да… Передал! Да, конечно… Ты тогда уехал. Я все записал.

– Где она?

– Кто… она?

– Где записка, которую тебе продиктовал Коля, которую ты должен был мне передать немедленно, как только меня увидишь?!

– Да… где она? А! Она у тебя на столе, под телефоном.

– А что там написано? – Николаев говорил уже почти по слогам.

– Там? Там много чего написано. Сейчас вспомню. Я понимаю, вам некогда съездить и почитать… сейчас… что-то вроде: сделано двадцать две выездные визы. Плохая подмена будет с автобусом туристов. Туристов… В воскресенье. Еще тебе звонил из автосервиса Гаврюшин…

– Хватит. Тебе сказал Коля, что это важно?

– Говорил. Он улыбался, как заяц такой страшный, и говорил «жизни и смерти», «жизни и смерти». А!.. Я понял, – Волков оттолкнулся от стены и достал носовой платок. – Я не передал тебе вовремя записку, поэтому ты злишься… Только и всего? Ну вы, ребята, даете!

– Ничего ты не понял. Разве я злюсь? Ты еще не видел, куда я отвожу таких идиотов, как ты, когда злюсь! Нет, я не злюсь! – заорал Николаев и пнул ногой мусорный контейнер. – Я просто тебе показал, что ты наделал. Ты куда работать пришел? Мы же трупники!

– Ладно, хватит орать. Ну забыл я про эту дурацкую записку, ты же в тот день ввалился с задержания, столько шуму было! Подумаешь, перестреляли каких-то китайцев, и что такого, это их разборки, меньше преступности узкоглазой будет!

– Нет, ты видела, видела!? – закричал Николаев Еве. – Я его пальцем не тронул, этого сруна! Ты видела, я с ним говорил по-хорошему!

– Николаев, брось, тут дело гиблое! – махнула рукой Ева.

Но Николаев не сдержался и от души заехал Волкову под ребра кулаком. Потом схватил его за шкирку и затолкал в машину.

Он развернулся с визгом и скрежетом тормозов. Остановился и сказал Еве в окошко:

– Отвезу, болезного, домой, у него насморк, температура, он в футбол переиграл.

– Не имеете права! – кричал Волков, стараясь разглядеть Еву. – Я напишу на вас рапорт!

– Я так думаю, – сказал на это Николаев. – Если я его каждое утро перед работой буду привозить сюда на опознание, то он постепенно перестанет блевать и научится соображать. Недели хватит, как думаешь?

В Управлении адвокат Стаса Покрышкина вывалил перед Евой такой ворох бумаг и предписаний, что ее внутреннее ликование по поводу похищения Ангела Кумуса сразу исчезло. С задержанием Стаса, оказывается, она нарушила по крайней мере штук пять статей УПК. Сам адвокат был бодр, хорошо выбрит и причесан, с безупречным маникюром и такой бешеной злобой по поводу ее опоздания на работу, что Еве впору было прикрыть руками голову и просить пощады.

Она же сгребла бумаги в кучу, выслушав сказанные сквозь зубы пожелания адвоката, ойкнула и побежала за ним.

– А вот тут мне не совсем понятно… Почему это я не имела права задержать его после нашей беседы?

– Он был без адвоката!

– Но он сам пришел, не бегите так, я не успеваю, вы такой хороший специалист, объясните…

Адвокат купился, стал объяснять, какой именно пункт, и как именно Ева нарушила, и как он привлечет ее к ответственности.

– Я такая тупая. Извините, но подозреваемый сам отказался от вашей помощи, подчеркивая тем самым, что ему нечего бояться и скрывать.

Адвокат пустился в длительные и пространные рассуждения, и Ева поняла, что перестаралась. Она подробно рассмотрела его серый костюм, белую рубашку, жилетку бежевого цвета и золотую цепочку карманных часов. Дойдя до светло-коричневых ботинок с приспущенными на них штанинами, Ева поняла, что навряд ли увидит носки, и решила об этом спросить. Просто, чтобы представить раз и навсегда стиль одежды престижного адвоката, а цвет носков играл в этом вопросе важную роль.

– Извините за любопытство, а какого цвета у вас носки?

– Что? Как вы сказали?

– Ну понимаете, когда я приехала в отдел, я не просто так опоздала, я занималась с утра воспитательной работой и посещала морг. Одновременно. А вы так на меня наорали, потому что опаздывали куда-то на полчаса. На те самые полчаса, в течение которых я и проводила воспитательную работу. Теперь вы уже двадцать пять минут читаете лекцию по адвокатуре и, как видно, совершенно никуда не торопитесь, а я в это время пытаюсь определить для себя ваш стиль одежды. Мне в этом определении не хватает только цвета ваших носков, потому что если они у вас черные, то это полное отсутствие вкуса и стиля как такового, а вот если они белые, то это совсем другое дело.

Адвокат справился к этому моменту со своим лицом и с рефлекторным желанием приподнять штанины и показать носки. С ледяным спокойствием, стараясь не сорваться на виду у сотрудников отдела, которые, оказывается, собрались вокруг и теперь едва сдерживают хохот, он развернулся и с достоинством удалился.