Николай Леонов - Виртуозный грабеж

– Вы про Полесского сейчас говорите? – осторожно поинтересовался Татарников. – Думаете, он криминалом занимался?

– Предполагаю, – ответил Гуров. – Имею для этого веские основания. Но предположения эти нуждаются в уточнении. Значит, будем уточнять.

Он церемонно протянул руку Андрею.

– Ну, спасибо тебе за помощь! – сказал он. – То, что ты запомнил эти три шестерки, может оказаться очень важным. Но в школу все-таки ходить нужно. Кругозор расширять. С широким кругозором ты не только цифры, но, глядишь, и буквы запоминать станешь.

– А что, без букв не найдете? – огорченно спросил мальчишка.

– Постараемся найти и без букв, – ответил Гуров и, уже обращаясь к Татарникову, пояснил: – По правде сказать, меня во вчерашнем случае больше всего химия заинтересовала – шашка, противогаз. Этот противогаз меня на кое-какие мысли навел. Не исключено, что на верные. Но это уже не твои проблемы, капитан. Давай отведем свидетеля домой и – по своим делам, годится?

– Да вы не беспокойтесь, – махнул рукой Татарников. – Я его сам отведу. Меня не ждите. Тут недалеко, а вам, наверное, быстро надо. Похоже, этот Полесский крепко вас зацепил.

– Есть немного, – признался Гуров. – Теперь мне думать надо, как самому за него зацепиться. Кое-что вы мне подсказали, ну а остальное искать будем.

Он кивнул на прощание и пошел к машине.

Метрах в тридцати от ворот кладбища на стоянке машин среди прочих стояла синяя «Газель», в которой находились трое мужчин. Из машины они не выходили, в церемониях никаких не участвовали, но настроение у всех было похоронное. Все трое курили, а дым, скопившийся в салоне, никак не хотел выветриваться через полуоткрытые окна – погода в этот день испортилась, накрапывал дождь, и воздух, насыщенный влагой, казался плотным, как вата.

– Мерзость! – мрачно изрек один из пассажиров «Газели», подтянутый, жилистый, с резкими чертами лица. – Хуже погоды нельзя было и придумать. И так тошно, а тут…

– Значит, хороший человек умер – когда дождь, – торопливо подсказал другой, невысокого роста блондин с виноватыми глазами. – Примета есть такая. Природа оплакивает, значит.

Мрачный фыркнул.

– Полагаешь, природе есть какое-то дело до Володи Полесского? – иронически спросил он. – Да плевать она на всех нас хотела! Ей важно, чтобы совершался круговорот. Сегодня ты углекислый газ вырабатываешь, завтра в перегной превращаешься… Все в дело идет. Для природы – ты строительный материал вроде глины. Много ты видел каменщиков, которые плачут по раствору?

– Примета такая есть, – упрямо повторил невысокий. – А ты можешь думать, что хочешь. Можешь считать себя глиной, раствором – это твое личное дело. Я знаю, что Володя был моим другом.

– Нашим другом, – поправил его третий, сидевший за рулем, – смуглый, с приятными чертами лица. – Он был нашим другом, а никакой не глиной, конечно. Но в приметы я тоже не верю. Какой-то смысл можно в них искать, но, по-моему, сегодня просто поганый день. В любом смысле. И тут Алексей прав.

– А нехорошо все-таки! – вздохнул тот, что верил в приметы. – Нехорошо, что мы вот тут сидим и даже не проводим его в последний путь.

– Его есть кому проводить, – хмуро ответил смуглый. – У него дальние родственники тут в Москве имеются. Они похоронами занимаются. Я справлялся – похороны нормальные будут. Не шикарные, конечно, но приличные. Волноваться не за что.

– Все равно нехорошо! Мы должны были проводить его в последний путь. Горсть земли на могилу бросить. А так что… По-моему, перестраховываешься ты, Герман! Не похоже на тебя.

– Рисковать нужно там, где это может принести удачу, – убежденно сказал смуглый. – Вот мы с тобой в «Формуле» рискнули – а большой риск был – и сорвали банк. А впустую что ж рисковать? Проще тогда сунуть голову в петлю…

– Правильно Герман говорит! – мрачно заметил тот, кого назвали Алексеем. – Ты, Пашка, слишком сентиментальный. Володьке теперь ни холодно ни жарко, а нам оглядываться надо, чтобы самим в это состояние не перейти.

– Володька из-за нас погиб, – с обидой сказал Павел.

– В том-то и дело, – подхватил Герман. – Ты пойми, чудо, это ведь не обычные похороны. Володькина смерть, думаешь, мало шуму наделала? Я выяснял – там бедлам такой творился… Пожарные, милиция, «Скорая» – как в стишке у Михалкова. По этой смерти у ментов масса вопросов возникнет. Почему на балкон полез? Почему в доме отравляющие вещества хранил? Что за люди приходили?

– А правда, кто это мог быть? – с тревогой спросил Алексей. – Кто мог на Володьку выйти? Почему на него?

– А все очень просто, – жестко сказал Герман. – Тут и голову ломать не надо. Тачку «БМВ» кто толкал? Володька. Я его предупреждал, чтобы он не торопился. А ему, видишь ли, деньги понадобились. Жениться он задумал! Толкнул какому-то черному на рынке, а тот, не будь дурак, решил проверить, с кем имеет дело.

– Ну и что? – не понял Павел. – Зачем этому черному Володьку трогать надо было? Он тачку за гроши получил. Сиди да радуйся!

– А это не он. Он с этим «БМВ» где-то засветился, хвастанул кому-то или дальше толкнул, а слухом, как известно, земля полнится. Вот и до ребят из «Крещатика» дошло. А дальше уже дело техники. Так что не сомневайтесь, нас сейчас уже вовсю ищут – и эти твари, и менты тоже. И сюда они тоже придут. Они на нашу сентиментальность как раз и рассчитывают, Паша!

– Где же они?! – запальчиво воскликнул Павел. – Что-то я никого не вижу!

– Ага, они для тебя специально табличку на грудь повесят – как в аэропорту, когда встречают, – ядовито сказал Алексей. – «Павел Борисович Тишков». Ждем, мол, тебя не дождемся.

– Ты как ребенок, Пашка, – добавил Герман. – Те, кто нас ищет, давно уже тут. И будь уверен, рисоваться они не станут. Тем более после прокола с Володькой.

Павел ударил кулаком по спинке сиденья и грязно выругался.

– Какого же черта мы сюда приехали? – спросил он нарочито грубым голосом. – Если друга проводить в последний путь не можем, если нас тут ищут – что мы тут делаем?

– Ну, во-первых, все-таки мы его проводим, – сказал Герман. – Процессия все равно мимо нас проедет. Так что плохо ли, хорошо ли, а проводим. Но это не главное, как это ни кощунственно звучит.

– А что же, по-твоему, главное?

– А главное то, что сюда Володькина девушка прийти может. Это уже опасно. Она нас всех видела, это раз. Наверняка Володька что-то сболтнул – два. И ее сразу вычислят – это три. А когда вычислят, то захотят задать несколько вопросов.

– И что же ты хочешь делать? – настороженно спросил Павел.

– Не бойся, я не собираюсь душить молодых девушек, тем более на кладбище, – улыбнулся Герман. – Не такой уж я кровожадный.

– А между прочим, ту дамочку из «Формулы» чуть на тот свет не отправил, – с волнением сказал Павел.