Николай Леонов - Обречен на победу

– Вы романтик?

– Можно сказать и так, но мне кажется, что я просто человек с нормальной психикой.

– Сегодня ваш звездный час, не будет ли вам скучно после возвращения со звезд?

– До звезд я еще не долетел.

Гуров вышел на улицу, попрощался с оператором, который становился режиссером, и пошел в сторону стадиона. «Скоро девять вечера, на стадионе никого нет, зачем ты туда идешь, сыщик? – начал Гуров привычный и уже поднадоевший монолог. – Перед законом все равны: и олимпийские чемпионы, и те, кто даже трусцой не бегает. Ты не судья. Ты сыщик, археолог, ты обязан раскопать госпожу Истину. Но и судья учитывает личность обвиняемого… Астахов еще не обвиняемый. Что-то часто спортсмены встречаются на твоем пути, третий раз. Дважды ты приходил слишком поздно. Денис Сергачев закона не преступил, не успел, он лишь деградировал, уничтожил себя. Как он сегодня? Надо бы узнать, встретиться. Ни черта ты не станешь узнавать и не встретишься, занимаешься словоблудием. Красивым хочешь смотреться, перед собой позируешь, тебе стадионы не рукоплещут, пресс-конференций не устраивают. – Он вспомнил Олега Перова, спивающегося, запутавшегося в воровских комбинациях. Он пришел с повинной, и ему дали ниже низшего срока. Сколько же ему дали? На суд ты не пошел, Гуров, ты занятой человек, на людей тебе вечно времени не хватает. Гробокопатель. Освободился уже Олег? Как его юная голубоглазая жена? Ты ей даже не позвонил. Ветрова убили, Шутин застрелился, Олега посадили, она осталась одна. А ты даже не позвонил. Душевный ты человек, только очень занят, так загружен, что отступать тебе больше некуда. Если ты с Астаховым по-человечески не разберешься, тебе надо менять профессию».

Олег Борисович Краев вместе со своим радикулитом мог обмануть любой консилиум, но не Толика Кепко. Тот пришел, взглянул, выключил духовку, в которой раскалялся песок, и сказал:

– Прячешься? Молодец. Давай соберем ребят, я строю плов, посидим, рассудим, как нам жить дальше.

К десяти вечера с пловом уже покончили, пили чай. Кроме Кепко, Краева, было еще четверо мужчин в возрасте пятидесяти. Все называли друг друга по имени и на «ты».

– Я через месяц дедом буду, – сказал один.

– Удивил, мой скоро в школу пойдет. А я перезабыл все…

– Хватит! – Кепко хлопнул ладонью по столу. – Если не мы, то кто?

– Толик, не пыхти.

– Что ты предлагаешь? Конкретно? – спросил Краев.

Толика Кепко невозможно было узнать. Куда подевались его мягкость, округлость слов и движений?

– Начать с того, что набить тебе морду! Если бы ты был человеком, Паша бы не молчал. Я его родил, но пуповина давно перерезана. Он отдалился. Он твой!

В дверь позвонили. Кепко взглянул на Краева, кивнул на дверь, и старший тренер, виновато улыбаясь, пошел открывать.

– Зачем мы живем? Пашем зачем? Сантиметры? Секунды? Рекорды? Людей мы делаем! Людей! Наступает час, когда каждый должен ответить…

– Добрый вечер. – В комнату вошел Гуров. – Извините. – Он протянул Кепко руку: – Здравствуйте, Анатолий Петрович. Я к вам. – Он оглядел присутствующих. – Ваши друзья? Они могут оставаться. Это даже хорошо, что вы все вместе.

…Павел Астахов родился в лесу, в шалаше, приняла его в жизнь бабушка, шлепнула, чтобы гукнул и воздуху глотнул, пуповину перегрызла.

Семья Астаховых была по-своему уникальной: в ней рождались только мужчины, причем почему-то по одному, называли их посменно Александрами и Павлами. Прадедушка Астахова, девяностолетний Александр Павлович, дедушка – Павел Александрович, отец – Александр Павлович родились и жили в лесу. Он был их родиной, домом и единственно возможной средой обитания. Прадед появился на свет в конце прошлого века и Города никогда не видел, захаживал в ближайшую деревню за солью, хлебом и порохом. Дед в Городе несколько раз появлялся, грозился даже слетать на самолете в Москву, угрозам его никто не верил. Отец учился в семилетке, отслужил армию, окончил сельскохозяйственный техникум и вернулся домой лесничим. «Первый из нас на должности, живет, как царь, да еще зарплату от государства получает», – говорил прадед.

Мать родила Павла и через год скончалась от неустановленной болезни, хоронили попросту, закапывали без вскрытия и диагноза. Вообще женщины в семье не больно-то задерживались. Исключение составляла бабушка, которая принимала Павла. Она свято верила, что задержалась на этом свете благодаря Павлу-меньшому, который, оставшись без матери, помирать бабке запретил. Она его выкормила, на ноги поставила, а потом и срок миновал, так и осталась одна в мужском окружении. Недавно ей исполнилось семьдесят. В городе ее сверстницы о нарядах заботятся, иные мужей приглядывают, а в лесу семьдесят, когда сызмальства на земле, согнувшись от зари до зари, – возраст совсем согбенный. Мужики же, наоборот, все были статные и молодые. Относительно, конечно: девяностолетний Александр Павлович – его в семье звали дедом – дедом и был. Однако он не грелся на завалинке в валеночках, а расхаживал вокруг дома в привезенных из Америки кроссовках, приглядывал за тучками, следил за солнышком, давал младшеньким указания. Честно сказать, приказы его лет десять как не выполнялись. Дед нашего героя – Павел Александрович, именуемый отцом, в семьдесят один сидел в седле легко и вверенный семье лес мог объехать с двумя ночевками. Родителя Павла дома величали Сашком – хотя официально, да и фактически он являлся полновластным хозяином. Старшие Астаховы жили в лесу легко, радостно, привыкшие к одиночеству, на людях улыбались, были нрава легкого. Сашок получился совсем иным: молчаливый, в решениях крутой, одноразовый, он после смерти жены чуть не двадцать лет жил без женщины, потом привел в дом семнадцатилетнюю, показал ее своему деду и отцу, сказал:

– Анютой звать, будет в доме жить.

Павел учился в сельской школе, на беду она сгорела, и самый меньшой Астахов переехал в Город, в школу-интернат со спортивным уклоном. Здесь его увидел Анатолий Петрович Кепко; тайга в генах и опытные любящие руки тренера вылепили Павла Астахова.

Две недели зимой, месяц летом Павел жил в семье. Сказал, что поступил в педагогический. Астаховы врать не учились, Павел и не солгал, умолчал только, какую науку он преподавать будет. Когда отец узнал о сыне правду в полном объеме, то… дом он не поджег, уехал в тайгу и вернулся лишь через полгода.

Спас положение Анатолий Петрович Кепко, который регулярно посылал на имя самого старшего Астахова все газеты, где говорилось о Павле. Тренер самолично отвез в лес глобус, воткнул флажки в города, где выступал Павел, оставил коробочку с запасными флажками и сообщал обо всех передвижениях правнука по белу свету.

Глобус стоял у деда в комнате, на видном месте, и походил на ежика. Читать дед умел. Разглядывая глобус с любопытством, порой неодобрительно качал головой, говорил громко, хотя в комнате никого не было: