Карло Шефер - Немой свидетель

— А она что? — заныла Яна и показала на Корнелию. — Вы сказали — в десять. Она опоздала. — Язык у нее заплетался.

— Конечно, непорядок. — Фредерсен сурово взглянул на нее. — Но я так понимаю, что она не захотела участвовать в вашей попойке.

— Какая попойка, господин Фредерсен, — пискнула Дании. — Всего одна бутылка!

— Тут, на турбазе, строгие правила, — сказал учитель. Женщина кивнула обкошенной головой, подтверждая справедливость его слов. — Такси приедет через полчаса. Поезд в двадцать три часа двадцать четыре минуты, а в шесть сорок четыре вы будете в Гамбурге. Там вас встретят родители. Я их уже оповестил. Я всех предупреждал заранее. Так что сами виноваты.

Корнелия с трудом прятала усмешку.

— Но до этого вы вымоете загаженную ванную, — прорычала местная дама. — А ты, — повернулась она к Корнелии, — не тащи мне сюда грязь на своих огромных сапожищах!

А! Плевать!

— Ты не видела Анатолия? — обратился к ней Фредерсен.

Она задумалась и не сразу услышала вопрос. Помедлив, ответила:

— Нет, не видела.

— Гадина! — прошипела Дании, повернувшись к ней.

Плевать! Корнелия гордо прошла мимо.

— Жирная корова! Ты можешь сама вымыть ванную, — продолжала шипеть ей вслед милая одноклассница.

Плевать! Возможно, завтра они снова… Возможно…

Корнелия внезапно проснулась. Раннее утро? Или еще середина ночи? Она пошарила рукой, отыскивая свои часы.

— Четыре часа, — тихо сообщил Анатолий. — Можно к тебе? — Не успела она ничего возразить, как он залез под одеяло. Получилось довольно неуклюже, вероятно, он хотел лечь к стене.

— Эй! — вполголоса возмутилась она. — Что ты выдумал?

— Тише, — прошипел он. — Фредерсен ходит по коридору — проверяет. Наверно, он никогда не спит.

Корнелия, все еще полусонная, молча перевернулась на бок. Она вообще не понимала, что происходит, но ощущала приятное тепло его тела. Он тесно прижался к ней, его вялый пенис касался ее ягодиц. Неужели Анатолий голый? Вроде нет. Сама же она была только в уродливой ночной рубашке. Она нисколько не боялась. Наоборот, в паху разлилось сладкое томление — обычно она вызывала его у себя, когда лежала одна.

Дверь чуточку приоткрылась. По комнате скользнул желтоватый конус фонарика. Фредерсен. Корнелия закрыла глаза. Конус осветил ее лицо. Дверь тихонько закрылась.

— Зачем ты пришел? — тихо спросила она. Собственный голос показался ей неестественно писклявым.

— Но ведь хорошо, правда? — Анатолий нежно поглаживал ей спину.

— Ну… да! — согласилась она. Он тихонько засмеялся и ничего не ответил. Его руки скользнули ниже. Она почувствовала, что он небрежно, как бы невзначай, потрогал ее попку, и повернулась к нему. — Я боюсь. Не надо.

— Я и не собираюсь. Сейчас уйду.

— Надеюсь, у тебя не будет неприятностей, если он не найдет тебя в постели?

— Нет. Я быстро вернусь.

— Может, завтра опять?

— Может.

Он вышел, Корнелию затрясло крупной дрожью. То, что случилось с ней сейчас, было самым невероятным и одновременно самым настоящим из всего, что она вообще помнила в своей жизни. Она погладила себя по разным интересным и красивым местам, которые все одноклассники считали такими безобразными.

Посмотрела на часы. Половина пятого. О сне нечего и думать.

Тойер счел, что праздник Богоявления как нельзя лучше подходит для выполнения печальных обязанностей. Он давно не был на могиле Вернера Штерна в Хандшусгейме, отчасти из-за того, что она была такой аляповатой. Он терпеть не мог гранитных плит, отполированных до зеркального блеска. Коллеги покойного не сумели отговорить простоватую вдову от эпитафии: «Здесь в земле покоится… но любовь…» и прочее. Как положено, почти закрытый плющом, горел маленький красный огонек лампады. Католик Хафнер уже не раз заверял сослуживцев, что будет поддерживать его «всю жизнь».

Все эти «посмертные дары» раздражали Тойера, поэтому он, стараясь не обращать на них внимания, вспоминал достойного парня, чей прах покоится в сырой земле. Попробовал представить его голос и даже запах, хотя ему никогда не нравился дешевый лосьон после бритья, которым пользовался Вернер. Штерн-футболист никогда не сдавал позиций, согласно надгробной речи его товарищей по команде. Еще Штерн так мечтал о детях и не хотел строить себе дом. Да, он был единственный в своем роде, но вот прошло несколько месяцев, и его вспоминают все реже и реже…

Гаупткомиссар зашагал дальше, свернул налево. В трех рядах от Штерна была похоронена Роня Дан — Тойер случайно обнаружил это минувшей осенью. Ее убийцу они доблестно задержали, потеряв при этом Штерна.

Затем последовал энергичный марш через весь город. Тойер непременно собирался посетить нагорное кладбище Бергфридхоф, где была похоронена его жена. Ильдирим он не хотел об этом рассказывать, хотя она наверняка бы не возражала. Когда он отыскал могилу, уже темнело. Печально шмыгая носом, соскреб с могильного камня прилипшие листочки. Что ж, он тоже тогда не проявил особого вкуса. Он подумал о том далеком времени, когда перед ним вырисовывалась вполне нормальная жизнь — дети, карьера, типовой дом… ну, допустим, в Виблингене… Затем все жизненные перспективы бесследно исчезли, будто корова слизнула. Случилось это легко и быстро: исчезновениям вообще присуща ужасающая легкость.

На обратном пути его размышления вернулись к сегодняшним заботам. Ему повстречался бедный Лейдиг — он оказался в числе тех, кому придется сидеть в участке и до семи утра караулить телефон. Одно утешение — времена сейчас спокойные.

Утром, еще до завтрака, Корнелия прочла все рекламные буклеты и розданные Фредерсеном информационные листки. После пешей прогулки по Старому городу и замку намечалась официальная экскурсия в зоопарк.

— Мы дети, что ли? Смешно! — возмущался Джованни.

— Да ладно, Джованни, можешь спокойно пойти с классом, тебя ведь тут никто не знает. Не стесняйся!

Корнелия попробовала держаться ближе к Анатолию, но у нее все никак не получалось. Он старался держаться особняком (из-за нее?), впрочем, Фредерсен неизменно оказывался более проворным, чем она, и возвращал его в группу. Казалось, учитель был чем-то недоволен, может, заметил его ночную отлучку? Но Анатолий довольно быстро вернулся в свой номер. Или нет?

— Фредерсен, видать, за несмышленых малышей нас держит. — Конечно, Йорн сказал это не ей, а своему дружку Оле — тот рядом с ней в нарушение всех правил гладил панцирь гигантской черепахи.

— Как ты догадался? — фыркнул Оле.

— Ну, вообще-то он поступает, на мой взгляд, по-идиотски. Забирает у нас два дня каникул ради поездки…

— Чтобы мы не пропустили слишком много учебных часов, — иронически закончил Оле его фразу.