Аркадий Адамов - Идет розыск (журнальный вариант)

— А как же. Видела и держала.

— Прекрасно. А каков из себя этот гражданин Борисов?

— Это имеет значение?

— Да, имеет, как вы увидите. В прекрасных глазах молодой женщины впервые мелькнуло беспокойство.

— Постараюсь вам его описать, — не очень уверенно сказала она, — Высокий, чуть, правда, пониже вас. Стройный. В красивом заграничном пальто, сером, в шляпе, тонкое лицо… Ну, симпатичное… — Она поколебалась и подтвердила: — И улыбка симпатичная. Правда, Любочка? Ты его видела.

— Да, — настороженно кивнула одна из женщин. — Вполне симпатичный гражданин.

— А сколько ему на вид лет? — спросил Лосев.

— Ну, наверное, лет тридцать, тридцать пять, — пожала плечами Маргарита Евсеевна.

— Ошибаетесь, — мягко, даже сочувственно возразил Лосев. — Ему уже эдак под восемьдесят. Не заметили, выходит?

— Вы меня не разыгрывайте, моло… товарищ, — сердито поправилась Маргарита Евсеевна. — У меня пока что глаза есть.

— Это не я вас, это он вас разыграл, — уже совсем другим тоном возразил Лосев-Ведь по паспорту ему ровно семьдесят девять лет.

— Что?!

— Да, да. Стоило вам только повнимательнее посмотреть на его паспорт. И, кстати, на фотографию там.

— А на фотографии он!

— Ага. Значит, переклеил. Это вы тоже не заметили?

— Это я не обязана замечать, — возразила Маргарита Евсеевна. — Я не криминалист, а бухгалтер. И год рождения не обязана смотреть! Документ есть? Есть. И все.

— А печать на документе вас устроила? — поинтересовался Лосев. — И штамп тоже? Вы посмотрите на них. Все вы, товарищи, посмотрите. Полезно. Ведь липа же, неужели не видно? Невооруженным глазом.

Доверенность пошла по рукам.

Печать и штамп были, очевидно, выполнены кустарным способом: буквы кое-где покосились, герб в середине печати вообще не был до конца прорезан, а на штампе, где буквы плясали так же, как и на печати, в названии министерства оказалась даже грамматическая ошибка.

— Ой! — воскликнула одна из сотрудниц. — Это просто кошмар, если так вот вглядеться.

— Грубая работа, — мрачно объявил мужчина-бухгалтер. — В пору сразу было милицию звать. Все вокруг понуро молчали.

— И это не все, — продолжал Лосев. — Отнеслись бы к делу внимательно, заметили бы еще одну странность в этой доверенности.

Окружающие снова насторожились. Маргарита Евсеевна, до этого непрестанно прикладывавшая платочек к носу и глазам, замерла, скомкав его в кулачке, и с испугом посмотрела на Лосева.

— Откуда эта машина к вам пришла? — спросил Виталий.

— А черт ее знает теперь, откуда она пришла, — в сердцах воскликнул мужчина-бухгалтер.

— Теперь-то понятно, что черт ее знает откуда, — усмехнулся Лосев. — Но тогда вы же считали, что она из-под Житомира, так или нет? Он посмотрел на Маргариту Евсеевну, и та, промокнув платочком глаза, тихо ответила, не поднимая головы:

— Так…

— Ну, вот. А госзнак машины, посмотрите, какой здесь указан? — Лосев протянул доверенность Маргарите Евсеевне. — Серия какая?

— КРУ, — осторожно произнесла та, взглянув на доверенность в его руке и словно боясь сама к ней прикоснуться.

— И что это значит? — спросил Лосев.

— Откуда я знаю, что это значит, — плачущим голосом произнесла Маргарита Евсеевна. — Долго вы меня будете еще терзать?

— Некоторое время придется, — жестко ответил Виталий, Теперь уже ничто во внешности этой женщины не отвлекало его, теперь он был полон неприязни к ней. Да и сама она на глазах подурнела, и будто совсем другая женщина сидела сейчас перед ним.

— Так вот, — заключил Виталий. — Видите, что получается? Госзнак на машине, которая пришла к вам якобы из Житомирской области, принадлежит Крымской области. Не странно ли?

— Я что же, по-вашему, и в этих дурацких номерах должна разбираться? — со злостью и отчаянием воскликнула Маргарита Евсеевна. — Да я не знаю, какой номер на нашей собственной машине! Я ничего в этом не понимаю! И не обязана понимать! Не обязана!

Она даже стукнула кулачком о свой стоп.

— Да, — остывая, согласился Виталий. — Не обязаны. Но если бы вы обратили внимание хотя бы на что-то и не выдали бы груз, то, кроме всего прочего, остался бы жив человек и не был бы ранен ДРУГОЙ.

И тут Виталию вдруг пришла в голову мысль, которая обожгла его, пришла разгадка случившейся драмы у ворот завода. Ну, конечно! Старик Сиротин посмотрел бумаги при выезде машины с завода, отошел к воротам и, уже собираясь их распахнуть, поглядел на номер, заметил его несоответствие и что-то заподозрил. А те испугались и рванули вперед. Они ошалели от испуга. И старик, стоял у них на пути. Но зачем они сбили еще и девушку? Да просто зверь сидел за рулем, взбесившийся зверь!

Виталий ощутил прилив бессильной ярости.

— Ладно, — устало произнес он. — Будем искать этих бандитов.

— Да, найди их теперь, — вздохнула одна из женщин.

— Ну, кое-что мы все-таки умеем, — ответил Лосев. — Подумаем… И еще придем к вам.

Ему вдруг показалось, что кончик ниточки прячется здесь, на этом заводе, какой-то важной ниточки, ведущей, правда, неизвестно куда. Виталий с сомнением посмотрел на заплаканную Маргариту Евсеевну.

На следующий день в кабинете у Цветкова закадычный дружок Лосева, старший инспектор службы БХСС Эдик Албанян, со свойственной ему горячностью заявил:

— Это не бандиты, дорогой. Это расхитители социалистической собственности, особо наглые и особо опасные, вот что я тебе скажу.

— Для тебя, может, и расхитители, — со злостью возразил Виталий. — А для меня — бандиты и убийцы.

— Но сто пятьдесят тысяч из кармана государства вынули за один час, ты представляешь опасность?!

— А человеческая жизнь? И раненая Женя Малышева? Эту опасность ты представляешь? — с не меньшей запальчивостью ответил Лосев.

— Это для них осечка, понимаешь, досадный эпизод, а вот похищать народное добро они и, дальше будут, главное их занятие это, ты пойми!

— «Досадный эпизод»? — насмешливо переспросил Лосев и обернулся к молчавшему Цветкову: — Слыхали, Федор Кузьмич? Эпизод это, видите ли, у них, да еще досадный. Самое тяжкое преступление это! — снова обернулся он к Албаняну, — Самое! Независимо от того, главное это их занятие или не главное…

— Главное! — перебил его Албанян. — В том-то и дело. И пока они еще чего-нибудь не… Он! Погоди, погоди! — в волнении перебил он уже самого себя. — Мы к ним, понимаешь, одно дело по Москве примерим.

— Какое дело? — немедленно заинтересовался Лосев, тут же забыв о возникшем споре.

— Хищение пряжи, пять с половиной тонн, с комбината верхнего трикотажа. Тоже, понимаешь, по поддельной доверенности и чужому паспорту. И на машине у них был чужой госномер.