Алексей Макеев - Одержимый

Надежда, как известно, умирает последней, и Григорий до последнего надеялся, что сбрендивший шутник все-таки оставит его в покое. Но вот и сегодня посреди ночи по нервам резанул протяжный звонок, казалось, наэлектризованный тревогой и страхом.

Проще всего, конечно, было отключить на ночь телефон, выдернуть вилку, но ведь хотелось знать, чего от него кому-то нужно! Григорий и на этот раз снял трубку.

– Спишь спокойно, Трунин? – с какой-то злорадной торжественностью произнес голос. – Крепкая у тебя шкура! Но я тебя выпотрошу! Час настал. Я иду, чтобы совершить возмездие.

– Послушай, не знаю, как тебя там, – волнуясь, быстро сказал Григорий. – Может, ты по-человечески скажешь, чего тебе от меня нужно? Я тебя не знаю. Если, может быть, когда-то ненамеренно обидел тебя, так скажи – разберемся спокойно. Зачем эти крайности – совесть, возмездие? Мы же нормальные мужики, правильно? Значит, всегда можем договориться...

– Я бы не назвал твой поступок ненамеренным, – ответил незнакомец, – и обида – это неподходящее слово. Однажды ты совершил подлость, и теперь ты за нее заплатишь, как полагается платить за подлость. Меня не интересует, что думают по этому поводу нормальные мужики. Я уж точно не нормальный мужик.

– Но кто ты? – неуверенно пробормотал Трунин, беспомощно оглядываясь по сторонам.

– Не помнишь? – усмехнулся собеседник. – Или не хочешь помнить? Ну ничего, я скоро освежу твою память...

В трубке раздались гудки, а потом наступила тишина. Трунин с преувеличенной осторожностью положил на рычаг трубку, словно это была взрывчатка, и на цыпочках подошел к окошку. За затуманенным стеклом просматривалась спящая заснеженная улица, освещенная ночным фонарем. Снега было мало – городские службы работали, да и в этом году зима не баловала снегопадами. Но то, что на улице холодно и тоскливо, ощущалось. Примерно так же было сейчас на душе у Трунина.

Валентина не ночевала сегодня – сослалась на приезд какой-то тети из Рязани. Правда это или женская уловка, у Трунина не было никакого желания выяснять. Он считал, что человек имеет право на маленькие тайны, будь он хоть мужчиной, хоть женщиной. Но из-за того, что Валентины сегодня не было, Трунин чувствовал себя особенно одиноким. Ему позарез нужно было разделить с кем-то свою тревогу. Перебрав в памяти знакомых, Трунин, однако, понял, что желающих разделить его проблемы этой глухой ночью не будет. В лучшем случае его вежливо и культурно пошлют. Оставалось одно – искать сочувствия у славной милиции.

Трунин позвонил в дежурную часть и долго, путано объяснял, что с ним стряслось. К нему отнеслись настороженно и придирчиво выясняли, не пьян ли он. Потом посоветовали покрепче запереть входную дверь и не обращать внимания на глупые звонки. Приехать не то чтобы не обещали, но намекнули, что приехать в ближайшее время не смогут – большая загруженность и проблемы с транспортом.

Несмотря на такую отповедь, милиция все-таки приехала к Трунину и приехала довольно скоро. Обрадоваться ему, впрочем, не удалось, потому что прибывший наряд держался недоверчиво, милиционеры все принюхивались к Трунину – нет ли у него какой-либо стадии опьянения или вообще белой горячки, а потом убыли, попеняв ему перед отъездом за то, что отрывает людей от важных дел.

– Вот вы звоните, отвлекаете, – сказал ему строгий лейтенант, – а на другом конце, допустим, магазин вскрывают. А мы здесь.

– Я все понимаю, – с тоской отозвался Трунин. – Но мне-то как быть?

– Да не обращай внимания! – ободрил его второй милиционер. – Мужик ты или нет? Он позвонит, а ты его пошли по матери!.. Сейчас, знаешь, сколько таких шутников развелось? Если на каждый звонок выезжать, никаких кадров в милиции не хватит! Пожестче, понял? И телефон еще можно отключить. Ты же не на дежурстве, в конце концов! Отключи и спи спокойно.

Они уехали, но Григорий уже не мог спать. Правда, и телефон он отключать не стал. Не верилось ему, что дело только в этом. Нервы расшалились, поэтому Трунин отправился на кухню курить и очень пожалел, что, будучи почти равнодушным к спиртному, не запасся на такой случай поллитровкой. Сто пятьдесят ему бы сейчас не помешали.

А когда он докуривал вторую сигарету, телефон зазвонил снова.

– Моя милиция меня бережет? – насмешливо спросил тот же голос. – Бравые ребята! И вооружены до зубов. Знаешь, на меня эта демонстрация произвела большое впечатление. Жаль, что все так быстро закончилось. Или кто-то у тебя остался, Трунин? В засаде, а? С пулеметом. Признайся, устроил засаду в прихожей?

В вопросе звучала откровенная издевка. Было совершенно ясно, что неизвестный «шутник» прекрасно видел, как приехали и как уехали милиционеры – возможно, даже слышал, о чем они между собой переговаривались. А Трунин догадывался, о чем они могли переговариваться. О том, что из-за таких паникеров, как он, приходится мотаться по ночам и жечь казенный бензин. Никому это неинтересно.

И что ему было делать теперь? Второй раз звонить в милицию? Его поднимут на смех или самого обвинят в ложных звонках. Или приедут, а тут опять никого. Ментов лучше не дразнить. Они ведь тоже могут такое возмездие устроить – мало не покажется.

Однако сидеть и ждать у моря погоды тоже было глупо. Этот чертов мститель совсем не похож на шутника. Слишком затянулась эта шутка. А если учесть, что он все время находится где-то рядом и терпеливо наблюдает за тем, как приезжают и уезжают милиционеры, не обращая внимания на усталость и мороз, то картина получается и вовсе неприглядная. Что если ему и впрямь взбредет в башку вломиться к Трунину в квартиру? Шутников сейчас много, но и маньяков как собак нерезаных. Если такой зациклится на твоей смерти, то доведет дело до конца, это уж будьте уверены. Газеты каждый день сообщают о таких случаях. Вот и получается, что нужно принимать какие-то меры, чтобы обезопасить себя. В самом деле, для начала нужно проверить дверь, найти что-то похожее на оружие и попытаться вычислить этого типа – кто он такой, где прячется. Если бы удалось хотя бы приблизительно понять, откуда грозит опасность, можно было чувствовать себя увереннее, и даже в милицию обращаться было бы проще.

Трунин выбрал на кухне самый здоровенный нож, какой только имелся в его хозяйстве, и, не зажигая света, опять выглянул на улицу. Неуютная ледяная мостовая, безжизненные дома вокруг, черное небо над крышами – ничего примечательного. Если где-то среди этого пейзажа и прятался маньяк, то в глаза он явно не бросался. И тишина была какая-то не городская, точно на кладбище. От подобных сравнений у Григория мороз прошел по коже. Он еще раз проверил входную дверь и, пользуясь тем, что находился в квартире один, и его никто не мог высмеять, Трунин вдруг решил остаться в прихожей. Он притащил стул и сел на него верхом. Таким образом он мог сторожить дверь с максимальными удобствами. Теперь мимо него и мышь бы не проскользнула.