Алексей Макеев - Одержимый

– Непременно, дорогая, – дружелюбно откликнулся он, возясь с чемоданными застежками. – Таблетки в первую очередь. Там они мне очень понадобятся. Вряд ли в тех условиях удастся соблюдать диету.

– Главное, чтобы ты соблюдал там сухой закон, – отрезала жена. – Всегда, когда ты уезжаешь на Кавказ, ты возвращаешься оттуда с желтыми глазами и увеличенной печенью. Совсем не обязательно пользоваться пресловутым кавказским гостеприимством с таким усердием, с каким пользуешься ты. Все-таки уже не мальчик...

– Я еду на Кавказ работать! – Романов наконец обиделся. – В конце концов, не самая безопасная работа, между прочим. Опасность там за каждым кустом.

– Я и говорю, будь поосторожнее с кавказскими тостами, – сказала жена. – Это для тебя сейчас опаснее всего.

– Ты так считаешь? – оскорбленно спросил Сергей. – Забавно! Забавно, какой вывод ты делаешь из моих телерепортажей. Выходит, ты считаешь это увеселительной прогулкой?

– Никто не мешает тебе считать себя Хемингуэем, – улыбнулась жена. – Я просто прошу тебя не увлекаться. В твоем возрасте пора подумать и о здоровье.

– Хорошо, мне все понятно, – буркнул Романов.

Жена тоже была женщиной и хотела владеть им безраздельно, но поскольку это ей не всегда удавалось, она находила утешение в тех маленьких унижениях, которым подвергала мужа. Унижения были замаскированы под горячую заботу и вызывали у Романова такое же ощущение, что и легкая оплеуха, отпущенная в шутку. Шутка она и есть шутка – бывает ведь и такой род шуток. Главное было сдержаться, не ответить грубостью, не взорваться, не опуститься до безудержного и безобразного скандала. Суть ведь еще была и в том, что родной дядя жены являлся большой шишкой на одном из центральных телеканалов. Нет, не на том, где блистал Романов, но при случае он вполне мог подпортить ему карьеру. Речи о такой возможности между Романовым и женой никогда не заходило, но по едва заметным намекам, по едва уловимым интонациям он понимал, что зарываться не стоит. Вообще, Романов считал, что брак – это ярмо, которое необходимо тащить, раз уж впрягся. Тем более что брак его состоялся не совсем по любви. Он выбирал и выбирал сознательно – жаловаться не на кого.

Однако эти чуть замаскированные придирки могли вывести из себя кого угодно, даже такого терпеливого и талантливого человека, как Сергей Константинович Романов. В последнее время у него тоже стали пошаливать нервишки. Возможно, жена была по-своему права, но, по мнению Романова, он заслуживал снисхождения. Образ жизни, который он вел, предполагал запредельные психические нагрузки, и об этом стоило помнить. Но жена не желала этого помнить. Он помнила только то, что хотела, и это обижало. Вдумываясь в двусмысленность своего положения, Романов с каждой секундой терял самообладание. В глазах у него темнело, в груди поднималась волна первобытной ненависти, сердце стучало, кулаки сжимались. В какой-то момент он не выдержал, повернулся к жене и с диким криком, бледный и страшный, бросился на нее, с намерением вцепиться в ее горло...

От собственного крика Сергей Константинович проснулся и рывком сел на кровати. Сердце у него действительно стучало, и голова шла кругом, но ни жены, ни привычной обстановки вокруг него не было. Был погруженный в темноту убогий номер провинциальной гостиницы, отблеск тусклого фонаря за окном, раскачивающегося от ветра. Ветер жалобно свистел в щелях оконной рамы. В комнате было очень холодно. Романов, которого от ночного кошмара прошиб пот, моментально замерз и начал дрожать. Он уже сообразил, что домашний скандал всего лишь приснился ему. Он уже два дня был на Кавказе, в маленьком паршивом городишке в двух шагах от заснеженных, продуваемых всеми ветрами гор, где было пусто, холодно и очень неуютно, но руководству канала ко Дню защитника Отечества понадобился суровый репортаж о суровых буднях людей в погонах. Их группа должна была обеспечить этот репортаж. Он как ведущий, оператор Слава Кобылкин и Полина, некрасивая, энергичная девушка, которая была мастером на все руки и выполняла в их группе функции кого угодно – завхоза, квартирмейстера, ассистента, монтажера. Без нее Романов чувствовал себя как без рук. Жаль, внешность ее была совершенно не в его вкусе, иначе у них с ней была бы полная гармония.

Романов отер со лба пот и попытался унять внутреннюю дрожь. Удивительно, до чего сильна была во сне ненависть! Романову казалось, что в реальной жизни он никогда подобной ненависти к жене не испытывал. Или же испытывал? Скорее всего, испытывал, просто загонял внутрь, давал иные названия, переключал внимание, но в подсознании...

Романова взяла досада. Он чувствовал, что заснуть теперь не получится. Нервы совершенно истрепались. Ему нужен хороший, продолжительный отдых. Хватит заколачивать деньги и работать на собственный имидж, нужный только для того, чтобы снова заколачивать деньги да тешить тщеславие. Счастлив ли он на самом деле – это большой вопрос. Даже выспаться толком у него не всегда получается.

Но что делать до утра в паршивом одноместном номере, в городишке, где самым привлекательным местом является воинская часть, стоящая в полукилометре от городской черты? На этот раз все его надежды пошли прахом. Ни одного намека на веселый поворот сюжета. Одна пахота – съемки на ледяном ветру, бесконечные интервью с краснолицыми офицерами, неизбежный репортаж с бронетранспортера, бодрые солдаты в кадре, еда всухомятку...

Почему-то в этом городке невозможно было достать ни капли даже самого плохого самогона. А все, что они захватили с собой, уже было нерасчетливо выпито в дороге или раздарено. Как скоротать теперь эти тоскливые часы до рассвета, Романов не знал. Дурацкое положение! Рассказать кому-нибудь, не поверят – на Кавказе не выпить и глотка вина! Но что-то не заладилось на этот раз. Холоден и мрачен был городок, жители замкнуты и обособленны. Не было интереса к столичным гостям. На пришлых смотрели, как на врагов. Нищая жизнь ли тому причиной, суровая зима, специфические местные проблемы – Романову было недосуг разбираться. По-настоящему его не волновали ни эти люди, ни их судьбы, ни горы, из-за которых приходят то ли боевики, то ли всего лишь слухи о них. Его волновала только четкая картинка на телеэкране, и его собственное мужественное лицо, твердый суровый баритон, имитация полной осведомленности, причастности к горячим проблемам. Сергей Романов прикасается к оголенному нерву современности! Жена, в сущности, права – никакой он не Хемингуэй. Так, бледное подобие, седьмая вода ни киселе...

Романову стало горько и одиноко. Выпить захотелось дико. Он был готов пойти и разбудить своих спутников, которые спали в отдельных номерах, но не стал этого делать, потому что точно знал – это бесполезно. Романов посмотрел на часы и слегка приободрился. Оказалось, что терпеть оставалось не так много, как ему казалось, – было уже шесть утра. В принципе, можно даже подниматься. «Наш корреспондент на Кавказе Сергей Романов поднялся затемно, умылся ледяной водой из горного ручья, принюхался к ветру – отчетливо пахло близкой опасностью...»