Алексей Макеев - Одержимый

– Вы что, меня не слышите? – с легким раздражением сказал он. – Машину остановите. Я не собираюсь оплачивать ваши дерзкие фантазии. Мне известен более короткий путь. Поворачивайте!

Водитель, действительно, притормозил и как бы нехотя обернулся. Сергей Константинович, до сих пор не присматривавшийся к своему спутнику, увидел перед собой маловыразительное, но хорошо очерченное лицо, кожа которого отдавала легкой желтизной и была покрыта трехдневной щетиной. Легкая кожаная кепка, более подходящая для осеннего времени, прикрывала коротко стриженную макушку. Глаза вызывали странное ощущение – их взгляд одновременно обжигал и леденил душу. Это было так странно, что Романов на мгновение растерялся. Испугаться он, пожалуй, не успел – он еще не вполне вернулся в реальность. До последнего момента таксист был для него совершенно абстрактной фигурой, не имеющей ни лица, ни других характерных для реального человека черт. И вдруг этот таксист словно вломился из небытия. Это было похоже на кадр из фильма ужасов. И то, что предпринял таксист, тоже было ужасно, хотя Сергей Константинович плохо понял, что произошло.

В руке у таксиста что-то сверкнуло и беззвучно ударило Сергея Константиновича по черепу. Шапку он в машине снял, поэтому ударило его сильно, так, словно на голову ему упала балка. Сергей Константинович успел только услышать, как клацнули его зубы, и провалился в бездонную черную яму.

Сознание возвращалось к нему медленно, проблесками. Он видел перед глазами какой-то туманный свет, слышал странный размеренный шум, похожий на шум водопада, и снова проваливался в черноту и бесчувствие. Потом свет стал настолько ярок, что до боли начал резать глаза, и боль эта растекалась по всей голове, разрывала пополам череп. От этой боли хотелось кричать, но что-то плотное и липкое намертво сковало Романову рот. Когда он достаточно для того, чтобы соображать, пришел в себя, то понял – рот ему заклеили скотчем.

Одновременно кто-то основательно поработал над его конечностями. Сергей Константинович был связан веревками по рукам и ногам так, что едва мог пошевелиться. Хотя шевелиться ему расхотелось очень быстро – малейшее движение отзывалось дикой болью в черепной коробке. Кровь в висках пульсировала толчками, словно пробивалась через какую-то трудно преодолимую преграду.

Одним словом, Романову было сейчас очень плохо. Если бы кто-то сказал ему, что он с минуты на минуту должен умереть, Сергей Константинович поверил бы в это, не задумываясь. Но это было понимание на уровне рефлекса. Истинное положение дел Сергей Константинович оценил только с посторонней помощью. И опять это было вмешательство таксиста.

Романов постепенно приходил в себя, задыхаясь и сражаясь с пульсирующей болью, которая будто растекалась из головы по всему телу. Он ни о чем не думал и ничего не анализировал, хотя факт насилия над ним был неоспорим. Но сейчас Романову было важнее всего усмирить боль. Эта задача была совершенно фантастической, но Романову больше ничего не хотелось.

И тут рядом появился человек. Вначале послышались звуки его негромких шагов – постукивание подошв по звонкому каменному полу. Потом едва заметная тень упала сверху на Романова, и он понял, что уже не один. Подсознательно человек все равно ждет помощи от сородича, и Сергей Константинович не был исключением. Не будь у него кляпа во рту, он немедленно взмолился бы о снисхождении, надеясь получить его. Таково было, так сказать, первое движение его души. Но единственное, что он мог, это слегка повернуть голову и посмотреть на человека, стоявшего над ним.

Человек стоял напротив света. Узкая щель в бетоне, расположенная под потолком, была полна этого света, белого, морозного, как бы не имеющего никакого отношения к солнечному. Теперь Романов начал различать приметы помещения, в котором он находился. Присутствие человека словно оживило их, и они стали проступать из тумана, прежде заволакивавшего глаза Сергея Константиновича.

Это была узкая бетонная коробка с низким потолком, явно то ли новостройка, то ли, наоборот, предназначенная под снос. Никаких архитектурных излишеств, зато масса каких-то бесформенных кусков бетона, обрезков металла, арматуры и прочего строительного мусора. Голый дверной проем, прикрытый снаружи толстой покоробленной деревоплитой. Голый цементный пол, покрытый слоем пыли.

Все это Романов рассмотрел в полминуты и сосредоточился на человеке, который, в свою очередь, задумчиво разглядывал его. Еще полминуты у Романова ушло на то, чтобы сообразить – человек, стоящий рядом, таксист, который буквально навязался ему в аэропорту. Правда, уговаривать Сергея Константиновича особенно и не нужно было: он торопился уехать подальше от своих спутников, доказать им что-то – вот и доказал. Этот человек, несомненно, маньяк. Завез его куда-то, оглушил, связал... Теперь остался последний акт – убийство. Жить, судя по всему, осталось немного, а умирать уж очень не хочется...

– Ну, узнал меня, Романов? – неожиданно спросил таксист.

О, выходит, он еще должен кого-то узнавать! Измученный, с разбитой головой он должен кого-то узнать и, видимо, в чем-то повиниться. Что это за негодяй? Неужели кто-то из тех, про кого он делал обличительные репортажи? Но ведь все это уже давно быльем поросло. Те, кто пострадал от него, давно все прожевали, переварили и забыли об этом. Ни один из них не потерпел катастрофу, не лишился теплого места, не стал изгоем. И он сам давно перешел на безопасные пустышки, никого конкретно не задевающие, прославляющие мужество и стойкость, государственность и народность. Он старательно выполняет заказы руководства, и все довольны. Чем же недоволен этот фальшивый таксист? Он явно фальшивый, потому что запросил с Романова цену вдвое меньшую, чем обычно берут в таких случаях. Просто Романов был в том состоянии, когда на такие вещи не обращают внимания.

– Не узнал, – с осуждающими нотками в голосе констатировал водила. – Вижу, что не узнал. Короткая у вас у всех память. Ну да ладно, я тебе ее освежу. И память освежу и тебя освежую, – он засмеялся, точно ястреб заклекотал. – Ничего себе каламбурчик, а? Вспомним с тобой прошлое, день за днем, день за днем... Место тут тихое. Собирались тут для беженцев из бывших советских республик поселок строить с разветвленной инфраструктурой. Вот почему-то со стадиона начали. А потом планы поменялись, и все отложили до лучших времен. Я давно это место приметил. И спокойно, и крыша над головой, и все подходы издалека видно. Только мне сейчас нужно тачку отогнать. Я, видишь ли, ее позаимствовал и боюсь, как бы ее не начали искать. Такси – слишком приметная машина, согласись! Особенно в таком пустынном месте. Отгоню ее и найду что-нибудь попроще. Я недолго. У меня уже все продумано. Я всегда все продумываю. Вот узнал, когда ты с Кавказа прибываешь, и встретил тебя. Шансов, что ты сядешь ко мне в машину было немного, но они были. Конечно, если бы вы сели всей компанией, пришлось бы отложить задуманное, но мне повезло. Мне вообще везет, Романов. Но если бы ты знал, какой ценой досталось мне это везение!