Евгений Сартинов - Заказ на мента

— Еще пару недель, и я развалю это дело до конца, — тихо говорила Кашина на ухо Нине Андреевне. — Я уже нашла там пару зацепок, по которым можно освободить всех.

— Это хорошо бы было, — вздохнула Нина Андреевна. — Спасибо тебе, Тонечка, за то, что ты делаешь для Женечки.

— Да что вы, тетя Нина. Единственного племянника и не отмазать от тюрьмы? Да не я это буду.

Тут завели Жука. Пока милиционер отцеплял наручники с рук малолетки, бабушка сквозь слезы рассматривала любимого внука. Тот и прежде не отличался полнотой, а сейчас кожа лица словно обтягивала кости черепа, нос заострился, и редкие веснушки как бы поблекли. Еле дождавшись, пока внука освободят от наручников, она обняла его.

— Женечка! Милый, как ты похудел!

— А что вы хотите? На тюремной баланде еще никто не поправлялся, — съехидничала Кашина.

— Нет, они по полной программе ответят за все это! — взорвалась Самохина. Она поправила очки и торжественно заявила: — Об этом безобразии мы уже заявили на своем сайте, и мне уже звонили из "Геральд трибун". Скандал будет международным.

Между тем сам Женечка вяло реагировал на все происходящее. Он был в каком-то заторможенном состоянии. Никто из присутствующих не знал, что за эти дни в заключение у Жени Хало сильно поехала крыша. Причиной этого была стремительно развившаяся в заключении клаустрофобия. Началось все с малого: его раздражал железное лязганье «кормушки», потом начало казаться, что потолок, тот словно начал опускаться вниз. Камера как будто становилась все меньше и меньше. Потом его начали раздражать соседи по камере, трое таких же как он малолеток. Он уже не играл с ними, как в начале, в «очко» самодельными картами, а последние сутки не обмолвился с сокамерниками ни словом. Его мозг словно плавал в каком-то аквариуме, и все находящиеся рядом люди казались нереальными.

Между тем в разговор ступил Касимов.

— Скажите, Хало, на вас оказывался нажим со стороны оперативников во время задержания и первичных допросов?

— Конечно оказывался, — тихо ответил Жук. Все эти ответы были обговорены еще в предыдущей встрече с Кашиной, и сейчас он отвечал как автоответчик.

— В чем это выражалось?

— Когда бабушка выходила, мне наступали ногой на вывихнутую ступню и требовали, чтобы я во всем признался.

— Фашисты! — воскликнула правозащитница. Анна Андреевна только смахнула с глаз слезинку. Кашина только улыбалась своими тонкими губами. Это все придумала она, и донесла до племянника на прошлом свидании. Допрос шел как по нотам, и вскоре Марат удовлетворенно кивнул головой, и, взяв в руки готовую бумагу, сообщил присутствующим: — Ну что ж, теперь нужно идти к зампрокурору.

Касимов упорно называл Малиновскую зам прокурора, а не и.о. Буквально через три минуты он вернулся со все той же бумагой в руках, но с явно расстроенным лицом.

— Черт! Малиновская уехала в Железногорск и сегодня ее не будет.

— Но она обещала быть на месте!? — возмутилась Кашина.

— Говорят, что вызвал областной. Хотя, наверняка помчалась в больницу к своему этому хахалю.

— Ну, скоро она будет ездить к нему на свиданку в тюрьму — радостно заявила Самохина.

— Так что же с Женечкой? — спросила Анна Андреевна. — Его же хотели отпустить сегодня.

— Не беспокойтесь, мы его отпустим завтра. Тут нужна только одна подпись и печать, — успокоил Касимов. — Переночует еще один раз в этом неприятном месте, а потом выйдет на свободу.

Пока шли все эти разговоры, сам подследственный сидел с отрешенным лицом. Правда, теперь лицо его порозовело. Он почти не понимал, про что говорят все эти взрослые, зато понял, что его привели сюда, чтобы освободить. И когда ему велели подняться, а бабушка вдруг начала его целовать, до Жени дошло, что его сейчас повезут обратно в изолятор. Милиционер уже протянул руку, чтобы приковать его наручниками к своей руке, но Жук отпрыгнул в сторону, выхватил из органайзера ножницы. Затем он сделал шаг в сторону, и с неожиданной силой обхватил левой рукой горло Самохиной, а правой рукой приставил к нему ножницы.

— Отпустите меня! — резко, своим невероятно высоким, звенящим голосом крикнул он. — Я не пойду в тюрьму!

— Женя, ты что… — начала Кашина.

— Я не пойду в тюрьму! — не дал ей закончить Жук. — Выпустите меня отсюда, или я ее зарежу! Ну!

— Женечка, ты чего? — удивленно спросила бабушка. Она не верила своим глазам, как до этого не верила в виновность своего внука.

— Евгений, не дури! Отпусти ее, и мы забудем все это! — строго крикнул Касимов, вскакивая на ноги. Но Жук не собирался отпускать свою жертву. Он, не замечая этого, с такой силой давил тупыми концами ножниц на горло своей заложницы, что та захрипела от боли. Глаза ее начали вылазить из орбит.

— Хало, ты что делаешь! Опусти ее, ты же так ее зарежешь! — снова попробовал применить власть следователь.

— Отпустите меня! — продолжал кричать Жук. Его лицо стало пунцового цвета. Его бесило то, что между ним и дверью толпились все эти люди. Между тем до Касимова начало доходить истинное положение вещей.

— Пропустите его! Освободите выход! — закричал он. Все торопливо задвигались в разные стороны, и Жук начал двигаться к выходу из кабинета. Жертва в его руках была в полуобморочном состоянии. Ножницы все же проткнули кожу правозащитницы, и по горлу текла тонкая полоска крови. Уже на пороге Самохину окончательно оставило сознание, и она начала валиться на пол. Жук сначала пробовал ее удержать, а потом разжал руки, и бросился бежать вон из кабинета. За ним рванул конвоир, но на пороге он споткнулся о тело Самохиной и с грохотом завалился в коридор. Вернулся он в кабинет минут через пять.

— Нет его нигде, ушел, гаденыш! — сказал он.

— Выбирай слова, — буркнул ему Касимов. Но в этот раз с ним была не согласна Самохина.

— Зверь, настоящий зверь, — прохрипела она, пока горло ее обматывала бинтами Кашина.

— Что же, Женечка, зачем это он так? — растеряно спросила Анна Андреевна.

— Крыша поехала у этого вашего Женечки, — зло отрезала Кашина. — Вот придурок! Весь в вашу родню, в Хало! Среди Кашиных таких никогда не было. Связались мы с вами на нашу голову!

Через пятнадцать минут все оперативные силы города знали о побеге из прокуратуры подозреваемого в убийстве. На прочесывание города бросили все, что могли — все что могло двигаться на четырех колесах, и ходить пешим порядком. Перекрыли, как водиться, вокзалы и выезды из города. Но Женя Хало, по кличке Жук, словно под землю провалился.

Он вышел из леса только этим утром. Двое суток Сапсан пережидал, законно предполагая, что все дороги из заповедника перекрыты. Ночью он переплыл Волгу, на рассвете по-альпийски форсировал отвесные скалы Заволжского хребта, и вышел к небольшому, заброшенному хутору. Некоторое время человек в камуфляже наблюдал за деревянными постройками, потом осторожно двинулся вперед. Но сам дом его не заинтересовал, а вот обширный сеновал Сапсану был явно известен. Он начал отшвыривать назад потемневшее от времени сено, и вскоре стал виден капот красной «шестерки». Тщательно осмотрев машину, Сапсан остался доволен. Двигатель завелся с полуоборота, и уже через два часа эта неприметная машина въехала в Железногорск. Поднявшись на свой пятый этаж Сапсан прежде всего осмотрел дверь собственной квартиры. Еле приметная ниточка — маячок подсказала ему, что в квартире за это время никого не было. После получасовой дремы в ванной Сапсан одел любимый байковый халат, выбрался на кухню, выпил рюмку водки, закусил любимыми рыжиками, и, по холостяцки соорудив многоэтажный бутерброд, двинулся в соседнюю комнату.