Джозеф Уэмбо - Новые центурионы

Прикончив второй бокал, Андерсон подал знак поднести еще пять и теперь радостно скалился, допытываясь у Поппи, не работала ли та когда-нибудь танцовщицей: у нее за-ме-чательные ноги.

— Пей до дна, — сказал Андерсон, когда прибыла выпивка.

— Мадь д-д-вою, — сказала Флаффи и разразилась кудахтаньем, больно столкнувшись с Гусом лбами.

— Полный порядок, — сказал Андерсон, осушив бокал, и тут же взялся за новый. — Я догоняю, Поппи.

— Это до добра не доведет, — захныкала та. — На этой работе нельзя напиваться, Флаффи.

— А я и не пьяна. Пьян Лэнс, — сказала Флаффи. — Да и Чонси тоже.

— Красивая ты девушка, Поппи, ей-Богу, что думаю, то и говорю, — сказал Андерсон, а Гус заорал:

— Оооооох, Чонси, кончай, ты меня убиваешь, — и в каком-то диком и бесконечном приступе веселья принялся ржать, рискуя подавиться собственным смехом. Придя в себя, он обнаружил, что над ним хохочет весь бар, и это, в свой черед, заставило его зайтись смехом пуще прежнего. Он остановился лишь тогда, когда Флаффи сграбастала его в свои пышные объятия, назвала какунчиком и поцеловала взасос. Съежившись в ужасе, он подумал: небось за этот вечер она успела обойти весь мир. Он глотнул в спешке из стакана, яростно прополоскан рот и потянулся за следующим.

— Хорош пить, — сердито пробормотал Андерсон.

— Ты, Чонси, лучше за собой смотри, — сказал Гус, стараясь не думать о том, как используют проститутки свои губы. Его тошнило.

— Всем нам хорош пить, — сказала Поппи. — Я уж чувствую, что-нибудь точно стрясется.

— Нет, ты и вправду милая девушка, — сказал Андерсон и выплеснул полстакана на ее золотистую сумочку.

— Шобла пьяных скотов, мать вашу… — сказала Поппи.

— Сожалею, Поппи, — сказал Андерсон. — В самом деле.

Андерсон допил бокал и, хотя Поппи к своему даже не прикоснулась, заказал еще раз по кругу. В конце концов он проглотил свой стакан и, подзадориваемый Флаффи, опрокинул в себя еще и два «манхэттена» Поппи. У Гуса раскалывалась голова, тошнота не проходила. Он припомнил, что однажды подслушал какую-то шлюху в «вагончике», признавшуюся, что как-то за вечер она отфранцузила целых двадцать два раза. Он поглядел на лобызавшие его губы Флаффи. Потом прополоскал рот виски, отпихивая Флаффи всякий раз, как та склонялась над ним и стискивала ему бедро. Теперь его бесило все, что ни делалось, а ведь каких-нибудь пару минут назад он был счастлив…

Свирепо уставившись на редкие усики Андерсона, он думал: ну что за убогий сукин сын!

— Сейчас мне не слишком-то здорово, Поппи, — сказал тот, похлопывая девицу по руке и травя байки про то, что за прошлый год бизнес явно не удался и принес ему каких-то жалких пятьдесят тысяч доходу. Поппи глядела на него, не особенно веря.

— Давайте-ка выметаться отсюда, — сказала она. — Ты ходить-то еще можешь, а, Флаффи?

— Я могу танцевать, — прорычала Флаффи, голова ее, казалось, все глубже и глубже погружается в бездну рыхлого тела, грозя окончательно в ней утонуть.

— Меня начинает мутить, — сказал Андерсон.

— Ну-ка поцелуй этого сукина сына, — шепнул вдруг Гус в ухо Флаффи.

— Чего? — переспросила та и слизнула упрямую капельку подозрительной влаги, зависшую на кончике носа.

— Сграбастай ублюдка так же, как проделала это со мной, и ублажи его мощным стопроцентным сопливым засосом, да так, чтобы ни я, ни ты, ни тем более он — никто не сомневался, что твой старый язычок не промахнулся.

— Да мне он вовсе даже не нравится, этот засранец, — прошептала Флаффи в ответ.

— После я отблагодарю тебя лишней пятеркой, — так же шепотом сказал Гус.

— Лан-н-но, — согласилась Флаффи и потянулась через весь стол. Не обращая внимания на задетый ею стакан, который упал на пол и разбился, она зажала в тиски руки изумленного Андерсона и впилась ему в губы, не выпуска" до тех пор, пока тому, согнувшись в каком-то дурном подобии рычага, не удалось вырваться и отбросить ее на стул. Звук был такой, будто упала в воду бетонная свая: бултых!!!

— Зачем ты это сделана? — прошипел Андерсон, с трудом ловя воздух.

— А з'тем, что я люблю тебя, засранца, — ответила Флаффи и стащила кружку пива у спешащей к соседнему столику официантки прямо с подноса.

Воткнув подбородок в пену, она сказала:

— Смотрите на меня, я — козленок.

Андерсон оплатил пиво и всучил рассерженной официантке два доллара на чай.

— Ну-ка, Флаффи, подъем, — сказала Поппи, когда официантка ушла, — пошли в уборную, помоем твою проклятую рожу, а после цепляем Лэнса и сразу отправляемся в мотель. Ты понял, Лэнс?

— Конечно, конечно, Поппи, как скажешь, — ответил Гус, усмехаясь в лицо оскорбленному Андерсону и ощущая новый прилив счастья.

Когда те отошли, сержант накренился вперед, едва при этом не упав на грязный пол, и с мукой поглядел на Гуса:

— Плибсли, мы слишком-очень-чертовски пьяны, чтобы делать нашу работу.

Ты это хоть понимаешь?

— Мы не пьяны, сержант. Пьян ты, — сказал Гус.

— Меня мутит, Плибсли, — взмолился Андерсон, словно оправдываясь.

— А знаешь, сержант, что рассказала мне Флаффи? — спросил Гус. — Она рассказала мне, что день напролет потеет в публичном доме, выдувая там свою норму. А норма выдува у нее — двадцать два шланга.

— Она… это правда? — спросил Андерсон, прижимая ладонь ко рту.

— Сказала, что дает кому попало и где попало, а то и французит, запросто, без лишних разговоров, потому как с трахом хлопот куда больше, так что она, если какому парню охота, лучше уж поиграет с ним в старый добрый парашют.

— Не рассказывай мне это, Плибсли, — сказал Андерсон. — Я сейчас, Плибсли, рыгну.

— Сожалею, сержант, что она тебя поцеловала, — продолжал Гус, — сожалею, потому что как раз в эту самую минуту чертовы сперматозоиды, скорее всего, кишат в твоей чертовой онанирующей глотке и хлещут хвостиками по твоим чертовым онанирующим гландам.

Андерсон выругался, направился боком к выходу, споткнулся и выронил наручники, лязгнувшие сталью об пол. Гус осторожно нагнулся, поднял наручники и запетлял мимо столиков вслед за Андерсоном. Ругань Поппи, обнаружившей, что столик пуст, была слышна даже на тротуаре. Гус пересек улицу, тщательно держась волнистой белой линии. До темной автостоянки, казалось, было не меньше мили. Пройдя ее, эту «милю», Гус нашел Андерсона выворачивающимся наизнанку перед своей машиной. Бонелли нежно глядел на Гуса.

— Что там у вас стряслось?

— Так, выпили с парочкой шлюх.

— И что же, они не клюнули? Никаких предложений?

— Клюнули. Да только слишком многое сейчас нас связывает. Арестовать их — я бы не вынес этого.

— Ты напоил Андерсона до поросячьего визга, малыш. Вид у него такой, будто он только из-под стола, — усмехнулся Бонелли.