Эптон Синклер - 100% [худ. Пинкисевич]

UPTON SINCLAIR

100%

The Story of a Patriot

Оформление художника П.ПИНКИСЕВИЧА

Перевод Е.БИРУКОВОЙ и М.ШИШКАНОВОЙ

Под редакцией Ю.СЕМЁНОВА

Подумать только, какие ничтожные случаи приводят иной раз к самым важным переменам в нашей жизни. Оглянувшись назад, невольно содрогаешься при мысли, что находился на волосок от небытия.

Молодой человек идет по улице, ни о чём не думая и без определённой цели, доходит до перекрёстка и сворачивает направо, а не налево, — сам не зная почему. И случается так, что он встречает синеглазую девушку, которая сразу же пленяет его. Он знакомится с ней, женится — и она становится вашей матерью. Но предположим, что этот молодой человек повернул бы налево и не встретил бы синеглазую девушку — что было бы тогда с вами? Чего стоил бы тогда ваш ум, которым вы так гордитесь? Кто вершил бы дела, которыми вы занимаетесь теперь?

Нечто вроде этого произошло с Питером Гаджем; простой случай изменил всю его жизнь и повлёк за собой ряд событий, о которых мы здесь расскажем. Как-то днём Питер бродил по улицам, к нему подошла женщина и протянула печатный листок.

— Прочтите это, пожалуйста, — сказала она.

Питер, который был голоден и к тому же зол на весь мир, отрезал:

— Денег нет!

Он думал, что это реклама, и добавил:

— Я ничего не могу купить.

— Но мы ничем не торгуем, — ответила женщина. — Это воззвание.

— Религия? — спросил Питер. — Меня только что вышвырнули из церкви.

— Нет, не церковное, — сказала женщина. — Совсем в другом роде, спрячьте в карман. — Пожилая, с седыми волосами, ласково улыбаясь худощавому, бедно одетому незнакомцу, она предложила: — Прочтите это как-нибудь на досуге.

И вот Питер, чтобы отвязаться от нее, взял листок, сунул в карман и пошел дальше, а через минуту забыл о нем.

Питер размышлял, вернее за него думал желудок, потому что, если человек не ел целый день и накануне ничего, кроме чашки кофе и бутерброда, не было во рту, мыслительные центры перемещаются из головы в желудок. Питер проклинал свою жизнь. Кто мог бы подумать, что из-за одного несчастного пончика, который он стянул, придется потерять теплое местечко и возможность выбиться в люди? Питер изо всех сил старался выйти в люди и добиться успеха, то есть денег, а с деньгами — благополучия и легкой, приятной жизни, — эти волшебные слова всегда манили род человеческий.

Но кто же мог предвидеть, что миссис Смизерс пересчитывала свои пончики всякий раз, как кто-нибудь проходил через буфетную? А ведь именно эта нелепость и привела Питера к его нынешнему жалкому состоянию. Не случись этой беды, он уже получил бы свой завтрак, состоявший из хлеба, копчёной селедки и чашки жидкого чая, в доме сапожника и мог бы продолжать сеять раздор среди верующих Первой апостольской церкви, известной также под названием «Святых вертунов», и добиться, чтобы сместили его преподобие Гамалиила Ланка, на место которого метил сапожник Смизерс. Тогда Питер Гадж стал бы правой рукой нового пастыря.

И всегда с ним так бывало, все двадцать лет его жизни. Стоило ему ухватиться слабой рукой за лестницу к успеху, как что-то случалось — вроде истории с пирожком, — он срывался и летел опять в пропасть нищеты.

Итак, Питер брел, подтянув потуже пояс, и его беспокойные голубые глаза шныряли по сторонам, высматривая чем бы поживиться. Чёрную работу можно было бы найти, но Питер искал лёгкого заработка. На свете уж так заведено — одни кормятся за счёт своих мускулов, другие — своим умом. Питер был именно из таких и предпочёл бы ещё много дней не обедать, чем спуститься ступенькой ниже по социальной лестнице.

Питер всматривался в лица прохожих — подвернись случай, он его не упустит. Иные ему отвечали мгновенным взглядом, но потом отводили глаза. Они видели в нем лишь ничтожного, низкорослого, исхудалого человека, у которого одно плечо выше другого, безвольный подбородок, кривые зубы и рыжеватые бессильно повисшие усики. Питер был в дырявой соломенной шляпе, в коричневом, из третьих рук, основательно поношенном костюме и в стоптанных башмаках. В городе, где все спешили, где каждый пробивался как умел, никому не было дела до Питера Гаджа, до его беспокойной души. Могло ли кому прийти в голову, что Питер был своего рода гением? Никто этого не подозревал и никто не обращал на него внимания.

Было около двух часов дня, и солнце в этот ясный июльский день заливало улицы Американского города. Они были запружены народом. Питер заметил, что повсюду развеваются флаги и знамена. До него доносились раза два звуки музыки, и ему захотелось узнать, что происходит. Питер давно не читал газет; он был слишком поглощён интригами в Первой апостольской церкви, известной под названием «Святые вертуны», между сторонниками Смизерса и Ланка. Великие мировые события его совершенно не интересовали. Смутно представлял себе Питер, что по другую сторону океана несколько могучих народов схватились насмерть; вся земля содрогалась от этой борьбы, но Питер лишь изредка ощущал лёгкое сотрясение. Не знал он и того, что его родная страна имела отношение к этой европейской бойне; не было ему известно и то, что влиятельные круги разжигают по всей стране военный психоз.

Этот психоз охватил Американский город и вылился в пышных патриотических манифестациях. Витрины магазинов пестрели плакатами: «Проснись, Америка!», и на Главной улице был протянут транспарант: «Америка, готовься!» На площади, в конце одной из улиц собралась небольшая армия — престарелые ветераны Гражданской войны, пожилые ветераны — участники испанской войны, полки милиции штата, бригады морской пехоты и матросы стоявших в порту кораблей, члены масонских лож, во главе которых гарцевали великие магистры с золотыми перевязями, с развевающимися белыми султанами, все отцы города в экипажах, не меньше двадцати духовых оркестров, игравших бравурные марши, и тысячи флагов. «Проснись, Америка!» — и Питер Гадж, с пустым желудком и без малейшего понятия о происходящем, вдруг оказался среди гудящей толпы на Главной улице.