Филип Рок - Грязный Гарри

Человек был забинтован с ног до головы. Те части лица, которые газетчик смог увидеть, распухли и выглядели кошмарно. Отекшие губы были цвета вспоротой печени. Двигались они с огромным трудом. Репортер присел на кровать бок о бок с пострадавшим. Телевизионщик с камерой — около двери, чтобы человек и репортер поместились в кадре. Оба вели себя тишайше, благоговея, как при отдании последних почестей.

— Ходит слух, что вы обвиняете полицию Сан Франциско в преследовании и жестокости. Это соответствует действительности, сэр?

Человек медленно задвигал губами. Его речь была смазана и неразборчива.

— Я клянусь… Что это правда. Бог мне судья.

— Но зачем им так поступать? Для чего?

— Я не знаю… Мне пытались приписать… дело Дикон. А теперь пытаются меня убить… Коп… преследует меня везде… выслеживает… бьет меня.

— Вы видели, кто это делал?

— Да… Встретил меня… в кино… на Стоктоне… Велел встретится с ним позже… В пакгаузе… Мол, очень важно.

— И вы пошли?

— Да сдуру вот доверился…

— И кто этот человек?

— Детектив… Отдел убийств… Здоровенный парень по фамилии Кэллаген.

В городской больнице Сан Франциско в тот солнечный день находился ещё один человек, судьба которого газетчиков не интересовала. Чико Гонсалес. Его длинное мускулистое тело в хорошей форме. В тенниске и спортивных шортах он стоял в физиотерапевтическом кабинете, изо всех сил пытаясь поднять левую руку выше собственного носа. Это пока не удавалось, но он уже был близок к успеху.

— Это было неплохо, Чико. Просто замечательно, — говорила терапевт молоденькая, хорошенькая негритяночка, двигавшаяся с легкой грацией теннисистки.

— Мне бы хотелось, чтобы вы поработали, сжимая резиновый мяч, минут пятнадцать, и затем полчаса в бассейне. Хорошо?

— Ладно, — хмуро буркнул Чико. — Как скажете.

Норма Гонсалес, бойкая блондинка на восьмом месяце беременности, сидела в дальнем углу уютной светлой комнаты, вязала детский свитер и болтала с Гарри Кэллагеном.

— Он очень быстро поправляется, — лгал Гарри.

— Он мог бы посильней стараться… Ведь он всегда был таким активным.

— Это требует времени.

— Он слишком терпелив, я полагаю.

Она на миг нагнулась над своим вязанием, а затем ровно и спокойно сказала:

— Он собирается уйти в отставку.

— Скажите ему, чтоб он спал спокойно и не волновался по этому поводу. Он хороший человек, и я люблю его.

Она взглянула снизу вверх на Гарри, лицо её было печальным.

— Я тоже, мистер Кэллаген. Это моя вина, что он увольняется. Я думала, что смогу с этим смириться, но не смогла.

— Не переживайте.

Она резко покачала головой.

— Нет. Нужно что-то особое, чтобы быть женой полицейского. У меня этого нет. Я бы хотела, чтобы он нашел спокойную интеллигентную работу. Я не могу смотреть, как он уходит из дому, и каждый день переживать и сомневаться: увижу ли я его опять — живым. Не знаю… Может, я не права? И только я так думаю? Это не сводило с ума вашу жену?

— Когда-то сводило.

— Вы имеете в виду, что она привыкла?

— Она погибла в автокатастрофе, прежде чем смогла решить, что и как. Мы были женаты очень недолго.

Она взглянула на него, затем опустила глаза на клубок пыльной голубой шерсти, лежавший на коленях.

— Я очень сожалею.

— Ничего. Все нормально. Это было очень, очень давно.

Он покосился на часы.

— Ладно, мне пора. Скажите Чико от меня, что он поступает правильно. Я его ни в чем не виню. Это жизнь.

Она облегченно и благодарно улыбнулась.

— А почему вы остаетесь служить, мистер Кэллаген?

Гарри покачал головой.

— Не знаю. Я действительно не знаю.

Вечерний выпуск газет и четырехчасовые телевизионные новости совпали по времени. В мэрии они произвели эффект разорвавшейся бомбы. Поднялась суета. Телефоны звонили беспрерывно. Когда разразилась эта буря, Гарри Кэллаген и Френк Ди Джорджо делили в буфете сэндвич с арахисовым маслом. Скрипучий голос по внутренней связи потребовал Гарри явиться к шефу.

В кабинете было душно, и Гарри расстегнул пальто, прежде чем сесть. Шеф принялся критически его разглядывать, в его бледно-голубых глазах светилось непреклонность и жесткость.

— Чем вы занимаетесь в свободное время, Гарри?

Гарри, не дрогнув, встретил суровый взгляд шефа.

— Следил за подозреваемым по делу Дикон.

— Бывшим подозреваемым, Гарри.

— Ладно, я следил за бывшим подозреваемым по делу Дикон.

— Знаешь, что случилось с ним прошлым вечером?

— Слышал, его кто-то избил.

— Он обвиняет тебя.

— Пусть он обвиняет кого угодно, но я его даже пальцем не тронул.

— Ты его видел прошлым вечером? Он тебя видел?

— Да. Он меня видел. Я потерял его в кинотеатре порнографических фильмов в Стоктоне. Кассир заявила, что видела, как он выходил и остановил такси. Я в этот момент входил в зал.

Шеф постучал карандашом по столу.

— Это правда, Гарри. Он взял такси до Кэтти Бейсон и Берри стрит. Согласно сообщениям газет, таксист вспомнил: пассажир рассказал ему, что едет на встречу с полицейским по фамилии Кэллаген. Ты встречался с ним, Гарри?

— Нет. Я же говорил, что он от меня ускользнул.

Карандаш продолжал выбивать мерную дробь.

— Начальство в бешенстве… и мэр тоже.

— Они что, действительно верят, что я избил парня?

— Нет… Я не думаю, что они в это верят. Но пресса разыгрывает свою партию, и в спектакль вовлечено множество политических сил. Ты же знаешь, до выборов осталось два месяца. Что действительно волнует окружного прокурора, так это шумиха о нарушении прав личности. Ты преследовал парня и не можешь этого отрицать.

— Даже не пытаюсь.

— Бреслер это одобрял?

— Я не спрашиваю у лейтенанта, что мне делать в свободное время.

Шеф сжал губы и покачался в кресле.

— Я так и думал. Просто Гарри Кэллаген проворачивает свои маленькие делишки.

— Хотите забрать мою звезду?

— Нет. Едва ли это пойдет на пользу. Все что я хочу, положить этому конец и запретить надзор над невинным человеком.

Гарри фыркнул.

— Это как раз то, чего он добивался.

Шеф повернулся к столу и швырнул карандаш на блокнот.

— Что тебя заставляет так думать?

— Причина в том, что он снова собирается совершить убийство. Я это чувствую. Он напряжен, как сжатая пружина. Он собирается убить снова. Единственный вопрос: кого, где… и как.

Звезды пробуждаю, но не принуждают. Это факт… Это логично. Звезды определяют наше предназначение… Мое и его. Если пути наших звезд пересекаются там, в темной бесконечности, это определяет наше противостояние. Это судьба. Наши жизни определяются движением звезд… моя… его… всех. Все там, в Козероге… Лире… Скорпионе…

Он стоял с обнаженной головой под дождем, изучая аккуратно расставленные бутылки в витрине. Из магазинчика вышла женщина, в руках бумажная сумка с двумя бутылками содовой. Бутылка шерри была уложена в сумочку. После того, как она ушла, внутри не осталось никого. Улица была пустынной, только какой-то автомобиль прошуршал шинами по асфальту.