Донна Леон - Счет по-венециански

Брунетти, инстинктивно держась от Паолы на расстоянии, повторил медленно и спокойно:

— Скажи мне, что случилось.

Паола судорожно втянула воздух сквозь стиснутые зубы. Гвидо видел, как вздулись от напряжения жилы у нее на шее. Он стоял и ждал.

Наконец Паола заговорила. Она выговаривала слова с таким трудом, что он еле слышал ее.

— Она пришла домой из школы и сказала, что хочет посмотреть какую-то видеопленку. Я была занята, работала в своем кабинете, так что велела ей посмотреть кассету без меня, только не делать громко. — Тут Паола остановилась и посмотрела Брунетти прямо в глаза. Он молчал.

Она набрала в легкие еще немного воздуха и все так же, через сжатые зубы, продолжила:

— Прошло минут пятнадцать, и тут она завопила. Когда я выбежала из кабинета, она была уже в коридоре. У нее началась жуткая истерика. Ну ты слышал. Я попыталась обнять ее, поговорить, но она никак не могла успокоиться — все кричала и кричала. Сейчас она у себя.

— Так что же все-таки произошло?

— Она принесла домой видеокассету. И посмотрела ее.

— Откуда у нее эта пленка?

— Гвидо, прости меня, — сказала она. Ее дыхание все еще было тяжелым, но уже не таким частым. — Прости меня за то, что я тебе наговорила.

— Это не важно. Откуда кассета?

— От Франчески.

— Тревизан?

— Да.

— Ты ее посмотрела?

— Она кивнула.

— Что там?

В ответ она помотала головой и каким-то беспомощным, неуклюжим жестом показала в сторону гостиной.

— С Кьярой все в порядке?

— Да. Пару минут назад она впустила меня к себе в комнату. Я дала ей аспирин и велела прилечь. Она хочет с тобой поговорить. Но ты должен сначала посмотреть ту кассету.

Брунетти кивнул и направился в гостиную, где находился телевизор с видеомагнитофоном.

— Паола, может, ты лучше побудешь пока с ней?

— Да, — согласилась она и направилась в комнату дочери.

Телевизор и магнитофон, как оказалось, были все еще включены, кассета заряжена. Ее надо было только отмотать назад. Брунетти нажал кнопку и выпрямился, вслушиваясь в змеиное шипение пленки. В голове его была пустота, он гнал от себя всякие мысли, освобождая сознание от каких-либо предположений.

Раздался легкий щелчок, заставив Гвидо очнуться. Он нажал на кнопку «пуск», отошел от экрана и сел. Сначала не было ничего, ни информации о съемочной группе, ни картинок, ни звука — только серая рябь. Но вот на экране появилось изображение комнаты с двумя высокими окнами, тремя стульями и столом. Свет шел не только с улицы, но и от какого-то дополнительного источника — скорее всего лампы, установленной за спиной оператора. Камеру, очевидно, держали в руках, а не на штативе, судя по тому, как подрагивало время от времени изображение.

Раздался какой-то шум, и камера переместилась на дверь, в которую ворвались, толкаясь и хохоча, три молодых парня. Когда все трое были уже в комнате, тот, кто шел последним, оглянулся и протянул руку куда-то за дверь. Он втащил в комнату женщину, а за ней втиснулись еще трое мужчин. Вошедшим первыми было лет по шестнадцать — семнадцать, двое из появившихся следом были примерно одного возраста с Брунетти, а тот, кто вошел самым последним, выглядел, наверное, лет на тридцать. Все шестеро были одеты в брюки и рубашки, слегка напоминавшие по покрою военную форму, а на ногах у них красовались высокие ботинки на толстой подошве, зашнурованные до самой лодыжки.

Женщине было, наверное, около сорока. Одетая в темную юбку и свитер, ненакрашенная, волосы свисали неопрятными прядями — то ли пучок развалился, то ли платок с головы сдернули. Запись была цветная, но разглядеть цвет глаз той женщины было невозможно — понятно было только, что они темные и безумно испуганные.

Брунетти слышал, как мужчины переговариваются между собой, но не смог понять их речь. Трое младших засмеялись над тем, что сказал один из старших. В этот момент женщина повернулась к ним и посмотрела так, будто не могла или не хотела поверить в то, что услышала. В непроизвольном порыве она прикрыла грудь руками и опустила голову.

Довольно долгое время люди в кадре молчали и не двигались, потом раздался голос откуда-то из-за камеры. Губы у людей на экране не шевелились. Только спустя минуту Брунетти догадался, что голос, должно быть, принадлежал оператору. Судя по интонации, он то ли скомандовал, то ли подбадривал присутствующих. При звуке его голоса женщина вскинула голову и посмотрела в сторону камеры, но не в объектив, а чуть левее, на человека, который ее держал. И снова послышался голос из-за камеры, на сей раз более громкий и властный, мужчины задвигались.

Двое молодых подошли к женщине и схватили ее за руки. Тот, кому было около тридцати, приблизился к ней и что-то сказал. Она отрицательно помотала головой, и тогда он ее ударил. Это была не пощечина, он просто врезал ей в ухо. Потом он хладнокровно выхватил из-за пояса нож и вспорол ее свитер снизу вверх. Женщина закричала, он снова ударил ее, а затем сорвал свитер, так что она осталась по пояс голой. Одним движением мужчина оторвал рукав свитера и, дождавшись, пока женщина разжала губы, то ли собираясь что-то сказать, то ли закричать, засунул ей этот рукав в рот как кляп.

Он сказал что-то тем двоим, которые ее держали, они уложили жертву на стол. Он жестом подозвал двух других, тех, что постарше, один встал справа, другой слева, и они вместе крепко прижали ее ноги к столу. Мужчина снова воспользовался ножом, разрезав юбку прямо на женщине от подола до пояса. Затем он резко рванул оставшиеся от юбки лохмотья от центра в стороны, — так с хрустом открывают прямо на середине новенькую, только что купленную книгу.

Снова послышался голос оператора, и мужчина с ножом отошел в сторону и встал сбоку от стола, чтобы не загораживать объектив. Он отложил свой клинок и расстегнул ширинку. Ремня на нем не было. Затем он взобрался на стол и лег на женщину сверху. Тем двоим, что держали ее за ноги, пришлось посторониться, чтобы не получить ботинком по голове. Он вошел в нее, сделал свое дело и спокойно слез со стола. Настала очередь молодняка. Все трое попользовались ею по очереди.

Теперь в возбужденном гуле уже нельзя было разобрать слов. Мужчины что-то кричали друг другу, смеялись, оператор, похоже, постоянно их науськивал. А фоном всему этому служил низкий монотонный звук: он складывался из стонов и всхлипов женщины и тонул в общем шуме.

Очередь дошла до двоих мужчин постарше. Один из них стал упираться, отрицательно мотать головой, но приятели принялись насмехаться над ним и улюлюкать, и он в конце концов послушно вскарабкался на стол, чтобы не отставать от товарищей. Последним был самый старший. Ему так не терпелось, что он отпихнул предыдущего, едва тот закончил, и запрыгнул на нее, как животное.