Роберт Пайк - Пуля cтавит точку

Разрази его гром, если задуматься, ничто в этой квартире не подчинялось обычной логике. Закрыв шкаф, он зашел в гостиную за сигаретами, а вернувшись, бросился на не застланный матрас. Низкий белый потолок без единой трещинки был идеальным экраном для проекции его смятенных мыслей.

Но глаза его с гладкой белой поверхности быстро перешли к репродукции картины Констебля "Собор в Солсбери", висевший на стене. Было ясно, почему эта картина пользовалась такой популярностью: прелестный спокойный пейзаж с оттенком старомодной возвышенности. Но всего две ночи назад в покрывавшем её стекле отражался образ убийцы, вершившего свое черное дело. О Господи, это все надрывало душу, а ей у него и так с самого утра досталось…

И он уснул.

Лицо, склонившееся над ним, было черным. Махнув правым кулаком, он не попал и дал ему безвольно упасть. Кто-то засмеялся. Смех этот он отлично знал, слышал его там, где играли дети, где плакали женщины, где умирали мужчины, и всегда это была глубокая, полностью от всего отрешенная радость. Крамер закрыл глаза, даже не пытаясь что-нибудь разглядеть, и почувствовал себя удивительно спокойно.

Чернокожий детектив Макс Зонди деликатно подсел к туалетному столику. Открыв большой коричневый конверт, принесенный с собой, он высыпал его содержимое: пачку фотографий и два заключения из лаборатории.

Маленьким мальчиком Зонди ходил в школу при миссии, и у него никогда не было своих учебников. Поэтому читал он быстро, стараясь запомнить все с первого раза. Потом занялся фотографиями. Причем знал, что все это время Крамер следит за ним сквозь узкие щелки прикрытых век.

Зонди он впервые увидел как-то раз в понедельник, перед зданием суда, где теснились такие толпы озабоченных женщин и целых семейств, что пробиваться приходилось с большим трудом. И вдруг эта толпа совершенно добровольно расступилась и сквозь неё прошел Френк Синатра в чернокожем варианте. На голове — надвинутая на лоб шляпа, пижонский костюм из ткани с блестящей нитью и подложенными плечами — все это было не первого сорта и из вторых рук. Походка — чистый Чикаго, хотя черным и запрещалось ходить в кино на фильмы про гангстеров. Нет, это все-таки был оригинал, хотя уже давным-давно где-то ещё придуманный кем-то другим. И походка была Зонди, и вся личность — Зонди. И если она и была плодом его фантазии, то реальность — всего на ступень ниже: "Вальтер ППК" в кобуре под мышкой и два восьмидюймовых ножа в эластичных манжетах на обеих лодыжках.

— Ах ты проклятый черный бездельник, — проворчал Крамер.

Зонди погасил усмешку, так и раздиравшую ему рот, и продолжал запретное разглядывание снимков мисс Ле Руке. Белая женщина, даже и мертвая, была под защитой законов, хранивших её от посягательств туземцев.

— Ты хочешь накликать на меня неприятности, да?

Зонди не обращал на него внимания. Фотографии были четкими и отлично отпечатанными, но освещение падало слишком наклонно, так что казалось, что у мисс Ле Руке все её многочисленные выпуклости сдвинулись не на свои места. Но и так Зонди уважительно покачал головой, прежде чем бросить конверт на стол.

— Классная женщина, — сказал он. — Она могла бы родить мне сына.

— И это все, что ты можешь сказать? — спросил Крамер, и оба рассмеялись.

Зонди был неисправим, у женщин он ценил только их лоно.

Заключения из лаборатории были длинными, неудобочитаемыми и непонятными. Вопреки широко распространенному мнению не так уж много можно сказать о трупе, пока следствие не пойдет своим чередом. То, что кровь мисс Ле Руке относилась к такой-то группе, теперь, когда она была обречена на тлен и распад, никакого значения не имело. К тому же ещё сотрудник, которому поручили работу, был новичком и все ещё верил в чистую науку, с тенденцией широкого взгляда на возможные варианты толкований. Так что Крамер не почерпнул ничего, кроме анализа содержимого желудка.

— "Пищеварение прекратилось за четыре часа до смерти", — прочитал Зонди, заметив, где на краю листа остановился палец Крамера.

— Вот именно. Из этого следует, что смерть наступила между одиннадцатью и полуночью.

— Яйца вкрутую… — где-нибудь осталась скорлупа, шеф?

— Там, в кухне. Повезло, что не всмятку — а то не осталось бы никаких следов. Это очень важно, поскольку речь о следах лекарств.

— Сердечных?

— Нет, снотворных. Они её и погубили. И провели её врача. Мерзавцы.

Зонди поинтересовался, нельзя ли узнать подробности и он их узнал, включая загадку разноцветного белья.

— Как видишь, — заметил Крамер, — некоторые вещи тут никак не складываются. Взгляни сам.

Прежде чем поступить в полицию, Зонди год проработал лакеем. Тем самым заработал опыт в оценке образа жизни белых, и глаз у него стал, как у антрополога, умеющего делать выводы и из того, что в обычной жизни люди просто не замечают. Крамер уже не раз имел случай убедиться, насколько неоценимо это качество.

Начали они с кухни, невзрачной клетушки, где места хватало только на то, чтобы кое-как повернуться и которое раньше явно служило кладовкой.

На крючок была наколота пачка счетов.

— Она все заказывала по телефону, шеф. Продукты, лекарства, одежду от фирмы "Джон Орр". Но, в основном, еду.

— Чеками не пользовалась, платила наличными, — подтвердил Крамер. Деньги её лежали в банке здесь по соседству, за домом № 200.

Зонди поднял крышку мусорного ведра. Вполне понятно, что потрясенная Ребекка забыла и думать о своих обязанностях и ведро было до сих полным. Вопросительно приподняв бровь, Зонди взглянул на Крамера, тот осклабился.

— У тебя есть шанс отличиться. Это самая работа для черных.

Зонди осклабился в ответ.

— К тому же на самом верху — яичная скорлупа. И не надо мне говорить, что кто-то что-то сумел там спрятать и не раздавить её при этом к чертовой матери.

Зонди ручкой щетки поковырялся во влажной мешанине.

— Ну и что?

— На подоконнике стоит едва початая коробка с моющим средством, шеф. Женщины, выбрасывая пустую коробку, никогда не сминают её, как сделал бы мужчина, чтобы сэкономить место. Женщины забрасывают их так, как есть.

— А нащупать её ты не можешь?

— Нет.

— Взгляни, Зонди, но ведь эта не такая уж новая.

— Но старая должна быть в ведре, шеф.

Взяв пару резиновых перчаток, висевших над раковиной, Зонди надел их, разложил на полу газеты и начал раскладывать на них содержимое ведра.

— Да, до тебя туда никто не совался, ручаюсь, — довольно кисло заметил Крамер.

— Совершенно верно, шеф.

Зонди присел на корточки и извлек смятую пачку, покрытую остатками заварки.

— Совершенно смятая, — заметил Крамер.

— Сложенная, — поправил Зонди и взял чистую газету, чтобы выложить на неё содержимое пачки. Прочный картон поддался не сразу. На газету выпала катушка с магнитной лентой, обгоревшая по краям.