Фридрих Незнанский - Девочка для шпиона

Так и есть. В комнате из мебели диван, два кресла, телевизор на тонкой ножке, журнальный столик, на котором в живописном беспорядке располагались: пустая бутылка из-под шампанского, на три четверти опустошенная литровая бутыль водки «Кремлевская», мельхиоровая стопочка, хрустальный бокал, потерявшие форму и золотистый блеск шпроты на тарелке и кроме истерзанных рыбьих тушек орудие глумления — вилка, завершали сей натюрморт пепельница, полная окурков, полупустая пачка сигарет «Кэмел» и зажигалка.

Все свидетельствовало о том, что хозяин или хозяйка, скорее всего, развлекали себя сами, после чего отправились на водные процедуры.

Вслед за Грязновым мы с Андриевским заглянули на кухню. Здесь, как и в прихожей, мебелишка была убогая, зато, всунутый в угол, утробно и уютно гудел большой белый, совсем новый холодильник. Слава не преминул заглянуть в обе камеры, морозильную и собственно холодильник. В морозильнике, в пластиковых тарелочках, запаянных целлофаном, лежали ягоды. В холодильнике на полках — яркие банки, баночки, бутылочки и бутылки. Судя по всему, человек живет здесь недавно, не бедный человек, семьей не обремененный, скорее всего, молодая женщина. Как говорится в одной игре, уже теплее.

Вода в ванной комнате текла негромко, странно даже, как это Слава умудрился услышать журчание еще на лестничной площадке. Однако та, что была в ванной, явно пыталась превратить это казенное помещение в парилку. Светло-серая дверь аж запотела местами снаружи, сквозь щель пробивались облачка пахнущего разогретым железом пара.

— Что она там, пастеризует себя? — спросил поднаторевший после женитьбы в домашнем хозяйстве следователь Турецкий А. Б.

Сделал я это, нужно признаться, не подумав, просто потому, что начали давить нехорошие предчувствия.

Юра Андриевский сунулся было к двери ванной, восклицая:

— Катя, ты что, не слышишь?!..

Но Грязнов вдруг оттолкнул Андриевского, рванул ручку. Негромко затрещав, запор вырвался из державших его на двери скоб, и мы отступили на шаг от проема — такое густое облако пара вырвалось из ванной комнаты.

Там внутри капало отовсюду — со стен, с трубы, огибающей полстены по периметру, даже с потолка, — столько пара уже успело сконденсироваться в водяные капли.

Но первым делом смотрели мы не на урон, нанесенный ванной комнате, мы смотрели в саму ванну. В ней лежала почти невидная за паром молодая обнаженная женщина. И скорее всего, она была мертва.

Матерясь и прикрывая рукой шапку от бесперебойно падающих сверху капель, Слава одним прыжком достиг кранов и закрутил оба намертво. Потом, помедлив, открутил кран с холодной водой.

— Так быстрей пар сойдет, — объяснил нам, хотя мне и так было понятно.

— Она что, мертвая? — побледнев, спросил Андриевский.

Слава, выйдя в прихожую, разделся, вернулся и тогда ответил:

— Боюсь, что да. — Потом профессиональный цинизм дернул за язык: — Первый раз вижу такой изуверский способ самоубийства — сварить себя в ванне! — Но, взглянув на ошарашенное, расстроенное лицо Андриевского, добавил: — Прошу прощения. Шутка была неуместна.

— Нет-нет, ничего, я понимаю… Но неужели?..

Я решил, что это зрелище и последующие оперативные мероприятия и процедуры для шпиона-теоретика слишком сильное испытание, и сказал ему:

— Юрий Владимирович, боюсь, что ваше присутствие уже не понадобится. Через несколько минут здесь будет дежурная группа, так что будет не до вас. Вы согласны?

— Да, наверное…

— Поэтому у меня к вам просьба: спуститесь вниз, скажите водителю, чтобы вызвал дежурную группу по этому адресу, и скажите, что я просил его, чтобы он отвез вас, куда вам надо.

— Хорошо. Всего доброго… ой, что это я! Извините!..

Поначалу не попадая в рукава, он оделся и выскочил за дверь.

Слава обронил, закуривая сигарету:

— Жидковат мужик для внешней разведки!

— Да и внешняя разведка уж не та, — откликнулся я.

— Ну тебя! — беззлобно сказал Слава. — Нет чтоб молчанием одобрить выводы и самостоятельные суждения своего товарища!

— Не сердись, — говорю ему. — Ты же знаешь, что кресло, имея дело только с седалищем человека, часто удивительным образом меняет его психологию.

— Могешь! — одним словом оценил мои способности в схоластике Слава и не без издевки добавил: — А теперь, почтенный муж, вернемся к нашему повседневному дерьму!

Я его понял, и любой поймет нас, из тех, конечно, кому частенько доводится видеть работу смерти. Нормальному человеку к этому нельзя привыкнуть, а своеобразной защитой от нервного срыва служит легкий словесный цинизм. Кому-то взглянуть на мертвое тело невмоготу, а нам приходится с ним работать.

Мы со Славой вернулись в ванную комнату и склонились над трупом. Теперь я понял, с чего вдруг Вячеслав ляпнул об изуверском самоубийстве. Мертвая женщина в мутной горячей воде, вся красно-желтая, бесстыдно раскинувшаяся в агонии, она действительно напоминала сваренную в кипятке. Вернее напоминала бы, если бы слезла кожа. А так она была просто распаренная сверх всякой меры.

— Захлебнулась? — спросил я.

— Скорее всего. Или захлебнули.

— Следов борьбы не заметно.

— Это еще ни о чем не говорит.

Над ванной поднимался теперь вместо пара какой-то отдаленно знакомый, неприятный запах.

— А чем это?.. — спросил я и выразительно покрутил носом.

Вячеслав наклонился еще ниже, чуть ли не к самому лицу покойницы, и, повернувшись ко мне, коротко пояснил:

— Рвота.

— Может, девочка надралась до зеленых соплей от горя или от страха, что вероятней, полезла в ванну, тут ей стало дурно и — фатальный исход?

— Возможно, — согласился Слава. — И хорошо, если так. А если она узнала кого-нибудь из налетчиков? Они ведь в одной кодле тусуются — проститутки, бандиты и прочие криминальные элементы. В общем, вскрытие покажет. Давай пошмонаем тут по горячим следам.

Слава хмыкнул, уловив в своих словах двойной смысл — мы ведь стояли возле горячей ванны.

Вячеслав занимался одеждой, обувью погибшей, заодно выискивал хоть что-нибудь, что могло бы навести на какой-нибудь след. Он внимательно осмотрел все окурки в пепельнице: есть ли помада, какая, какой прикус на фильтре.

Я с другой стороны захламленного стола изучал обнаруженные на нижней столешнице журнального столика бумаги, сложенные в коробку из-под обуви.

Здесь было все для того, чтобы установить личность хозяйки квартиры. Вот, например, паспорт на имя Мещеряковой Екатерины Николаевны, уроженки Белгорода, 1970 года рождения. С фотографии смотрела на меня милая, симпатичная девчушка с добрыми смешливыми глазами. Она не была супермоделью, но с ума сводила, наверное, многих. Теперь то, что от нее осталось, остывало в ванне в ожидании судмедэксперта. А вот аттестат о среднем образовании. Оценки средние. Ну что ж, не всем в Софьи Ковалевские идти… Нет, вернемся к паспорту, полистаем. Особых отметок нет, штампа о заключении брака нет, детьми тоже не успела обзавестись. Прописка — прописана на Шаболовке, в общежитии, судя по штемпелю «временно».