Николай Леонов - Мы из российской полиции

– У-у-у, Алексей Юрьевич! – обиженно занудил Крячко. – Я бы и сам его уделал…

– Некогда, Стас, некогда! Еще навоюешься! – Смирнов нетерпеливо махнул рукой. – Берем оружие – и на палубу, пока не опомнились остальные. Первым выхожу я – у меня больше опыта участия в реальных боях. Как только отсеку огнем бандитов и заставлю их уйти в укрытия, выходите вы. Но прошу об одном – это, Стас, касается в первую очередь тебя, – никакой бравады! Из этой схватки мы должны выйти без единой царапины. Работаем так: вы прикрываете меня огнем, я, одного за другим, уничтожаю живую силу. Всем все ясно? Тогда вперед!

Узники надели на себя камуфляж бандитов, разобрали короткоствольные бельгийские автоматы и, захватив запасные магазины, сковали своих недавних тюремщиков теми же наручниками, что совсем недавно сковывали их самих, в одну цепочку. Заперев дверь своей каюты и стараясь идти бесшумно, они поднялись наверх.

Разом вынырнув из люка и в долю секунды оглядевшись по сторонам, Алексей Юрьевич несколькими короткими очередями заставил экипаж яхты кинуться врассыпную в поисках укрытия. Бандиты, видя камуфляж, в первые мгновения никак не ожидали, что это не кто-то из своих, а освободившийся узник. Боевой опыт старого разведчика не подвел – трое из банды так и остались лежать на палубе в лужах собственной крови. Тут же, следом за Смирновым, из люка один за другим стремительно выбрались Гуров и Крячко, которые с ходу заняли огневые позиции справа и слева от какой-то рубки, рядом с которой и находился выход из трюма. Короткими злыми очередями они быстро отбили охоту у пришедших в себя бандитов немедленно взять реванш.

Утренний океан безмятежно играл переливами волн, над его простором беззаботно кружились чайки, дул легкий миролюбивый бриз. А на борту небольшого суденышка, затерявшегося на просторах Атлантики, в этот момент разыгрывалась кровавая драма, свирепая и беспощадная, поскольку все ее участники знали определенно: в живых остаться могут только или одни, или другие. Примирение и разрешение конфликта какими-то иными, более щадящими, путями здесь исключалось начисто уже потому, что экипаж яхты не имел ни права, ни желания на какие-то переговоры с «неверными» – те должны были или сдаться, чтобы чуть позже умереть еще более страшной смертью, или умереть прямо сейчас.

Выбрав момент, Гуров на долю секунды выглянул из-за края рубки и, успев за это время схватить взглядом позиции противника, с яростными воплями гвоздившего по их укрытию, вполне невозмутимо уведомил приятеля:

– Стас, по-моему, в твою сторону пробираются двое. Не исключено, используют гранаты.

– Понял! – откликнулся тот.

Вопреки инструкциям Смирнова, резко вынырнув из-за угла, Крячко прямым кинжальным огнем срезал двоих бандитов, которые и в самом деле, пригнувшись, направлялись в его сторону. Один из исламистов в этот момент изготавливал к броску ручную гранату, выдернув из нее чеку.

Немедленно метнувшись обратно, Стас услышал громкий взрыв, сопровождаемый бешеной стрельбой в его сторону, злобными воплями бандитов и визгом осколков. В этот момент Алексей Юрьевич, ползком пробравшийся в сторону юта, привстал на колене, и еще двое подручных Абдуллы навсегда отправились в мир, где ни моря, ни яхт, ни «неверных», ни «правоверных», ни горя, ни радости…

Стас и Гуров немедленно переместились на другие огневые позиции, заставив залечь оставшихся в живых бандитов, которые открыли в сторону Смирнова шквальный огонь. Теперь их было почти поровну – трое освободившихся узников и четверо бандитов во главе с капитаном яхты. Впрочем, у боевиков был не только численный перевес, но и по боеприпасам. В то время как узникам приходилось экономить каждый патрон, их противник гвоздил длинными очередями, не считаясь ни с какими тратами.

Однако и бандиты постепенно начали ощущать дефицит огневых средств. Вскоре с их стороны нервно и даже истерично затарахтел всего один автомат. Правда, к этому моменту патроны – и то всего с десяток – остались у одного Смирнова. Изготовив к бою нож, поднятый с пола каюты, Лев вновь выглянул из-за рубки и чуть ли не нос к носу столкнулся с верзилой, который, хищно оскалив зубы, крался в его сторону со здоровенным ножом-навахой в руке.

Выпрыгнув ему навстречу, Гуров провел стремительную атаку, намереваясь прополосовать острием ножа поперек груди бандита, явно европейских кровей – скорее всего, скандинавских. Но тот, судя по его реакции и точности ответных действий, был тертый калач по части схваток на ножах. Молниеносно уклонившись от мощного маха ножом, он сам тут же контратаковал, и теперь уже Льву пришлось блокировать удар одновременно с нырком и уходом вправо.

На мгновение замерев, противники буквально пожирали друг друга глазами, отслеживая малейшее движение врага, чтобы вовремя понять направление атаки и рисунок дальнейшего боя. Это был поединок нервов, поединок характеров, состязание в самообладании и выдержке. И если Гуров, несмотря на напряженность ситуации и некоторый перевес соперника в технике и опыте ножевого боя, внутренне был спокоен и собран, то скандинав-исламист слишком жаждал победы над этим ненавистным русским, который почему-то не являл и намека на страх или растерянность.

Тем временем Станислав ползком подобрался поближе к месту, где укрывались трое бандитов во главе с капитаном яхты. Неожиданно он обнаружил прямо перед собой пожарный щит, с которого немедленно позаимствовал длинный лом. Решение пришло мгновенно. Сняв с ноги ботинок, Крячко с криком:

– Бомба! Лиген, швайне! – бросил его через штабель какого-то груза, за которым и притаились последние трое из находившихся на палубе.

Не считаясь с риском быть убитым в упор, он в два прыжка достиг укрытия исламистов, которые, как он и рассчитывал, растянулись на полу, с ходу пригвоздив ломом к палубе того, что держал в руках автомат. Еще одного, нанеся тому сокрушительный удар по позвоночнику каблуком обутой ноги, одним махом он отправил за борт, схватив за шиворот и штаны. Третий – скорее всего, капитан, – в ужасе от происходящего, проворно, как ящерица, метнулся в люк машинного отделения, немедленно задраив люк изнутри.

– Лева, держись! Я сейчас! – заорал Станислав, кидаясь на выручку приятелю.

Но Лев его опередил, самостоятельно разделавшись с нападавшим. Когда раздался крик Стаса: «Бомба!», скандинав, нервно дернувшись, ринулся на него, целясь острием ножа в правый подвздох. Однако его ошибка была в том, что он своим взглядом заранее выдал направление атаки. Поэтому его нож встретил пустоту, тогда как нож Гурова прохватил до сустава правую подмышку противника, отчего у бандита мгновенно отвисла рука. Вторым движением Лев прошелся по левой стороне шеи противника, перехватив его сонную артерию. Выпучив глаза и пытаясь зажать рану левой рукой, бандит качнулся к леерам и, не удержавшись, полетел за борт, окрасив волну бьющим из шеи фонтаном крови.