Вильям Каунитц - Подозреваемые

Кивнув им, Скэнлон произнес:

— Где вы оба были, когда поступил первый сигнал о случившемся?

У Трамвела было рябое лицо и рыжие волосы.

— На углу Аполло и Бриджуотер-стрит, — ответил он, вытянув ноги и разглядывая свои ботинки так, будто видел их впервые.

— Что вы увидели, когда прибыли на место преступления? — спросил Скэнлон, наклонив голову и гадая, что же интересного нашел Трамвел в своих ботинках.

Волосы Стоуна были зачесаны назад, а нос смахивал на крупную луковицу. На этот вопрос ответил он:

— Собралась большая толпа. Мы выскочили из машины и пробились в лавку. Галлахер валялся на полу. Трое ребят кричали, забившись в угол.

Трамвел продолжал:

— Я обыскал мужчину и быстро связался с центром, объяснил ситуацию и попросил прислать людей и дежурную полицейскую машину. Дежурный капитан действовал без промедления.

— Вы не пытались сразу отправить их в больницу?

Стоун сделал протестующий жест.

— Сомнений быть не могло. Они оба были мертвы.

— Это ваш постоянный участок?

— Да, — ответил Трамвел, вновь переводя взгляд на свои ботинки.

— Вы оба знали Галлахера?

— Да. Мы часто видели его у Йетты. Он оставлял машину в запрещенном месте, перед помещением, снимаемым для гражданских панихид, и вешал табличку: полицейский при исполнении. Однажды мы решили проверить. Может быть, это родственник Йетты, пользующийся табличкой? Но он показал свое удостоверение, и тогда мы оба его узнали. Потом мы часто видели его здесь.

Не глядя на полицейских, Скэнлон небрежно спросил:

— Йетта занималась незаконными делишками?

Они нервно переглянулись. Скэнлон понял их. В нью-йоркском полицейском управлении существовали свои неписаные законы борьбы с преступностью. Патрульным запрещалось препятствовать торговле наркотиками и нелегальному приему ставок. Параноики из «дворцовой стражи» испугались, обжегшись на деле Нэппа и Серпико. В итоге рынок сбыта наркотиков расширился, выросло число игорных притонов, с которыми патрульный полицейский не мог ничего поделать. Взяткодатели были ему не по зубам. Но каждый на Службе знал, что, если возникнут сложности, связанные с кем-то из них, расхлебывать кашу будет патрульное отделение, а «дворцовая стража» останется в стороне.

Встрепенувшись, Трамвел сложил руки на груди и уперся подбородком в грудь.

— Я ничего не знаю о незаконной игре, — сказал он.

— И я тоже, — добавил Стоун.

Скэнлон с отвращением поморщился.

— Слушайте, вы, убит лейтенант полиции. Помните, сейчас я на вашей стороне и, чтобы вы мне ни сказали, это останется нашей тайной. Поверьте мне.

Пожав плечами, Стоун взглянул на своего товарища и произнес:

— Мне кажется, он порядочный парень, — и, подняв глаза на Скэнлона, добавил, как бы оправдываясь: — Нам не разрешается хватать приемщиков ставок за шиворот.

— Мне это известно, — сказал Скэнлон.

— Йетта принимала ставки на лошадей и держала спортивную тотошку, — неохотно проговорил Трамвел.

— На кого она работала?

— На Уолтера Тикорнелли, — ответил Стоун.

— Вы не видели его, когда прибыли на место преступления?

— Нет, — ответил Трамвел. — Но потом, когда я пошел звонить дежурному офицеру, то увидел Уолтера. Он стоял на другой стороне улицы, привалившись к церковной ограде.

Слабая улыбка. Воспоминания. Тогда у него еще были обе ноги.

— Я знаю Уолтера.

Инспектор Шмидт по кличке Герман Германец был здоровенным детиной с треугольной физиономией, прозрачными припухшими веками, мощными руками, вооруженными широкими толстыми ногтями. Последние три года Герман Германец работал в Куинсе, в отделе по борьбе с наркотиками. Ему было обещано быстрое продвижение по службе вплоть до поста заместителя начальника. Дела у него шли неплохо. Подразделение задерживало все больше преступников. Его младшая дочь заканчивала юридическую школу в Бруклине. Смерть Галлахера неожиданно все изменила. Сейчас его карьера висела на волоске, и его могли понизить до капитана, отстранить от руководства. В тридцать два года послать обходить ночные посты, разнимать драчунов на улицах, утихомиривая полицейских, находящихся на отдыхе. Его могли разжаловать в капитаны и отправить в северный Манхэттен, этот приют неудачливых инспекторов.

Герман Германец не на шутку встревожился. Ему уже сообщили, что в гибели Галлахера много непонятного. Значит, предстоит широкомасштабное расследование, будут копаться в жизни Галлахера, начнут узнавать, связана ли его смерть с работой. Если обнаружится хоть малейший намек на мздоимство, это отразится на его, Германа, карьере. Все похвалы в его адрес будут сразу же забыты. Он много раз видел такое. От него отвернутся все друзья и знакомые.

Герман Германец уехал с места преступления около шести часов и направился прямо в 114-й участок. Ему ужасно хотелось найти ключ к загадке смерти Галлахера. Надо было тщательно изучить его послужной список на предмет шероховатостей и неувязок. Но таковых не оказалось. В девятом часу он позвонил Скэнлону во временный штаб управления и попросил о встрече в кабинете Галлахера. Он надеялся, что Скэнлон расскажет ему, что же случилось в этой кондитерской.

Семнадцатый отдел по борьбе с наркотиками размешался в шести кабинетах на четвертом этаже 114-го полицейского участка. Скэнлон приехал почти в девять часов и нашел Германа Германца в кабинете Галлахера.

— Привет, инспектор, — произнес Скэнлон, присаживаясь на старый деревянный стул.

Герман Германец привык с ходу брать быка за рога.

— Я слышал, вы сразу же покинули место преступления, чтобы лично присутствовать при вскрытии шкафчика Галлахера.

— Это входит в мои обязанности. И вы это прекрасно знаете.

— Но командир не обязан покидать место убийства двух человек ради того, чтобы открыть этот чертов шкаф. Это мог сделать кто-нибудь из младших чинов.

— Мы с Джо Галлахером — лейтенанты. Я хотел лично убедиться, что все сделано с максимально возможной деликатностью и члены семьи не найдут в его личных вещах ничего обескураживающего.

Герман Германец нахмурился, подался вперед и положил свой твердый подбородок на сцепленные пальцы.

— Если мне захочется подрочить, Лу, я сам с этим справлюсь и не буду просить тебя.

Воцарилось напряженное молчание. Поскольку Скэнлон не был подчинен Германцу, его так и подмывало подняться и уйти. Но он все-таки решил подождать и выяснить, что же у инспектора на уме. Он видел, как Шмидт внимательно смотрит на него, жуя мундштук сигары. На зубах инспектора был темно-желтый налет.

— Ну-с, и что же вы нашли в его шкафчике? — спросил Герман тихим непринужденным тоном, в котором слышались нотки любопытства.